Тата Никифорова - Большие маленькие взрослые

Лето. Обжитая деревня в целых пять улиц крепких домов, а вокруг на полсотни километров ельник, холмы да мелкие извитые речушки между ними. Две худенькие девчушки с выгоревшими прядками в тёмных волосах, едва заметными веснушками на носу, одна с серыми глазами, другая с зелёными – мы с сестрой. Оля повыше и постарше, ей одиннадцать, а я совсем маленькая, и мне семь.

Тем летом мы жили на ферме у бабушки с дедушкой. А с нами кролики, козочка с козлёнком, десяток кур и цыплят, а ещё кот с кошкой и старенькая такса. Всех вмещал старый (его ещё бабушкин дедушка построил) бревенчатый дом с огромной русской печкой. Небольшие окна выходили с одной стороны на огород, окружённый плотным частоколом, малиновыми кустами и яблонями; с другой – на летние загоны для коз и кроликов, дровяник с две меня высотой и двадцать шагов длиной; а с третьей – на овраг и речку, место встреч всей окрестной детворы. Мы с Олей спали в летней терраске над крыльцом. Светлая комнатка с неокрашенными дощатыми стенами всю зиму прятала в тайне и холоде бабушкины закрутки с огурцами, помидорами, грибами да капустой. Из мебели лишь две старые пружинные кровати, тумба в углу и древний, как сами бабушка с дедушкой, шкаф с цветочной резьбой. Красиво, но пустовато. К концу лета наше жилище стало настолько родным и уютным, что я не представляла, как же возвращаться в город. Как же рисунки, засохшие букеты и цветастый коврик, который Оля связала сама под бабушкиным руководством? Можно, конечно, забрать всё в город, но это уже было бы не то… Шумно, весело и с пользой проносились недели и месяцы в бесконечной веренице дел и развлечений. Мы играли со “зверинцем”, как иногда его называл дед, и учились фермерским премудростям; носились по холмам и пекли пироги, исследовали древние находки на чердаке и росли изо всех сил.

В домике на заднем дворе нашей фермы жила молоденькая козочка с козлёнком. Загончик был вполне просторный, светлый и чистый. Дедушка каждый день там убирался и приносил сено. Мы с сестрой очень любили Машку с Малышом. Так звали эту парочку. Да, с фантазией у нас не очень, зато играть и наблюдать за ними был большой интерес. Сестра даже стала биологом. Интересно, наши летние подопечные тому причина?

Мама-козочка была упрямой барышней. Как-будто её прапрапрадед был вовсе не козлом, а бараном. Тут ученая сестра точно посмотрит с укором, потому что так не бывает. Но, по-моему, наша Машка – невероятная коза, и у неё бывает всё. Как заботливая мать она, конечно, хотела своему ребёнку только хорошего. И рыла подкоп. Или бодала стенку. Маша – птица (ну, то есть коза) высокого полёта, и такой маленький домик ей не нравился. И Малышу тоже. Так Машка думала.

А козлёнок не думал, и хотел лишь играть. Он бодал маленькими пушистыми рожками маму, пока та копала и стучала, прыгал по домику, и даже пару раз открывал замок. Сообразительный товарищ, не то, что Машка. На небольшом лужке, где им разрешено было пастись, козочка почти всё время заставляла сына есть траву. Наверное, она говорила ему на своём козлячем, чтоб ел, она ведь так жалобно ме-е-е-кала, чтоб их выпустили погулять. Говорила, чтоб рос большим и сильным, и никто его тогда не обидит. А кто его обидеть-то мог? Кролики что ли, которые гонялись друг за дружкой по той же лужайке? Иногда приходила я или Оля, и играли с Малышом. Было, конечно, весело, но места в сарайчике нам было маловато – мы постоянно сшибали стены лбами, да и сено колется уж очень больно. Поэтому, когда дедушка с бабушкой уехали в город, а нам было ну очень скучно, Оля предложила вывести Малыша на лужайку. Машку брать побоялись – всё-таки она слишком упрямая – а крольчат нет. «С ними веселее в догонялки будет играть», – решительно заявила я. И не прогадала. То они нас догоняли, то мы их. Солнышко пекло сквозь панамки и подсыпало тайком веснушки на наши носы; ветер разносил крики и смех, зазывая к нам скучающих ребят; вместо противного сена голые ноги щекотала трава, росшая тем летом так пышно, что ни Малыш, ни Машка, ни даже кролики не успевали её съедать или вытаптывать. Не знаю, как Оля, но я была счастлива. Хотя больше всех, наверное, радовался Малыш. На него никто не ме-е-е-кал, а наоборот щекотали и ловили, бегали с ним и смеялись громче резвого блеяния. Он впервые скакал по бабушкиным грядкам, когда я предложила поспорить, перепрыгнет ли этот кроха через забор, и проиграла. Эх, Малыш, Малыш… Не то, что мы, профессионалы.