Владимир Дубовка - Желтая акация

— Перед тем как обсудить наши практические выводы, я хотел бы, неофициально разумеется, рассказать вам об одном случае из своей жизни… Когда я, еще в старое время, держал экзамены в учительскую семинарию, нам дали задание написать сочинение на тему: «Что побудило меня поступать в учительскую семинарию». А имейте в виду, что на тридцать пять вакансий поступало сто тридцать девять человек. Единица, полученная за диктант или сочинение, лишала права держать дальнейшие экзамены. Все более ловкие и опытные, как один, писали, что их побудило «желание послужить вере, царю и отечеству на ниве народного просвещения». Я не был таким хитрецом и написал попросту и честно: «Мой отец бедняк, а к науке я способный. Учить меня дальше он не имеет возможности, так как всюду надо платить деньги за обучение, за квартиру и питание. А их у нас нет. Узнали мы, что есть такая школа, где не только бесплатно учат, но еще и деньги дают. Вот я и приехал сюда держать экзамены, так как очень мне хочется стать образованным человеком». Мое сочинение шло вразрез со всеми установками, со всей позицией старой школы. Но в нем не было ни одной грамматической или стилистической ошибки. Представьте себе, Нина Ивановна, мне поставили пятерку, а не единицу. Это значит, я получил право держать дальнейшие экзамены, выдержал их на «отлично» и был принят в семинарию стипендиатом. Представьте себе также, что из тех кандидатов, которые так красноречиво писали о своем «желании» «служить вере, царю и отечеству», но наделали грамматических и стилистических ошибок, только сорок пять получили по единице. У некоторых были двойки, тройки. Во всяком случае, «квасной патриотизм» им не помог… Что это все значит? Учитель, дававший оценку, не был гоголевским чиновником. Он мыслил. Имел совесть и сердце. Почему же мы, советские учителя, которые сами недавно были пионерами, комсомольцами, порой так враждебно относимся к подобным себе, не поддерживаем, а норовим обрывать их горячие стремления и мечты?..

Нина Ивановна вскочила со своего места:

— Сымон Васильевич! Товарищи! Я просто растерялась… Я чувствую, что сделала что-то не то, и теперь мне трудно найти выход. Я сама сочувствую таким исканиям, ведь я мечтательница по натуре. В плане занятий по биологии на весенне-летний период у меня были предусмотрены точно такие проблемы, за которые ратует Адам Скрипка…

Сымон Васильевич удивился и немного усомнился:

— А куда и как исчезли они из вашего плана?

— Мне их вычеркнул инспектор товарищ Бараболка.

— Почему же вы мне ни слова об этом не сказали?

— Он назвал это криминалом и добавил, что, только жалея меня, оставляет дело без последствий, но предупредил, чтобы я никому об этом не говорила. Вот почему, когда Адам Скрипка написал свое сочинение, я просто испугалась и поставила ему единицу…

— Ну, знаете, — возмутился Сымон Васильевич, — тут что-то не так! Никаких криминалов у вас быть не могло. Это — раз. А во-вторых, не сказать директору школы — это действительно… нехорошо. Может, вы сделаете одолжение и зачитаете нам те пункты, которые вам вычеркнул Бараболка?

— Пожалуйста! Они у меня с собой… «Собрать сведения у населения, какими дикорастущими растениями и какими пищевыми суррогатами питались люди в тяжелые годы (война, оккупация и т. д.). Собрать гербарий растений, витрину образцов суррогатов…

Собрать гербарий всех полезных дикорастущих растений нашей округи, с ботаническим описанием каждого, с характеристикой качеств, а также с описанием способов их употребления…

Провести практические занятия по прививке кедра сибирского на сосну, по выращиванию черноягодного паслена, по посадке водяных орехов в заводях нашего озера».

Пожав плечами, Сымон Васильевич сказал сразу после прочтения этих «крамольных», с точки зрения Бараболки, пунктов:

— Не знаю, как товарищи, но я никак не могу понять: в чем тут «криминал»? Может, вы, Нина Ивановна, дадите нам дополнительное объяснение? Надо полагать, в беседе с вами он был более откровенен?

— А как же! «Нам, — уверял он, — все это не нужно. Все это не имеет… хозяйственного значения».

— Нет, Нина Ивановна! Вы очень хорошо сделали, что включили в свой план такие вопросы… Плохо только одно, что не сообщили мне о своем разговоре с Евстигнеем Поликарповичем — и об этих важных пунктах.

— Я не сказала… Видите, он все пытался узнать: сама ли я внесла такие пункты или с санкции директора. Я ответила, что сама, что на педагогическом совете мой план еще не обсуждался. «Тогда, — посоветовал он, — вычеркнем их, и на том конец. Вы — молодая учительница, жизни хорошо не знаете. Никому только не говорите, а я тоже закрываю глаза на всю эту историю». Вот я и молчала…