Ю. Ольсевич - Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. Учебное пособие

Весьма четко и определенно указывает на изъяны ортодоксальной западной теории, ставшие серьезным препятствием эффективному проведению реформ в России и странах СНГ, нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц (бывший ранее председателем Совета экономических консультантов при президенте США и старшим вице-президентом Всемирного банка): «Я утверждаю, что провалы реформ в России и во многих республиках бывшего Советского Союза обусловлены не тем что плохо осуществлялась в общем-то здравая политика. Причины неудач гораздо глубже, они коренятся в непонимании реформаторами самих основ рыночной экономики и процесса институциональных реформ. Модели реформ, опирающиеся на общепринятые положения неоклассической теории, скорее всего, недооценивают роль информационных проблем, в том числе проблем корпоративного управления, социального и организационного капитала, а также институциональной и правовой инфраструктуры, необходимой для эффективного функционирования рыночной экономики. Недооценивают данные модели и важность открытия новых предприятий и связанные с этим трудности» [3] Вопросы экономики. 1999. № 7. С. 4. .

Провалы западной ортодоксальной теории проявились не только непосредственно, в тех моделях и рекомендациях, с которыми зарубежные экономисты участвовали в российских реформах с конца 1991 г., но и опосредованно, через то влияние, которое данная теория оказала на выработку взглядов советских экономистов-реформаторов начиная еще с 1970-х годов. По мнению ряда западных историков экономической мысли, указанное влияние способствовало выработке ошибочной «теории оптимального планирования» которая, в свою очередь, проложила путь ущербной концепции «перестройки» в 1980-х годах.

В цитированной выше книге Г.-Ю. Вагенер пишет: «Внешний наблюдатель из неудачи социалистического эксперимента может заключить, что существовала связь между плохой теорией и негодной политикой. И действительно, в главе о России прямо сделан такой вывод в отношении политики перестройки, которая была разработана видными учеными из школы оптимального планирования. Этот пример обнаруживает дилемму: теория оптимального планирования была превосходной по западным профессиональным стандартам. Однако она оказалась явно непригодной а поэтому плохой теорией для улучшения или реформирования советской экономики 1980-х годов. Она не знала таких понятий как "деньги", "институты", "индивидуальное повеление", которые имеют решающее значение в данном контексте» [4]. 4 Economic Thought in the Communist and Post-Communist Europe. Ed. By H.-J. Wagener. London: Routledge, 1998. P. 4.

Вагенер отмечает, что ни на Западе, ни на Востоке не было разработано формализованной модели социалистической системы вообще и социалистической экономики – в частности. Поэтому и подходы к реформированию в странах Центральной и Восточной Европы после 1970 г. носили прагматический характер и были лишены теоретической базы. «На вопрос о том, что является направляющей парадигмой в их теоретических исследованиях, большинство экономистов в проводящих реформы странах Центральной и Восточной Европы указывали для послереформенного периода (т. е. после 1970 г.) на неоклассику и кейнсианство, хотя признавали, что испытывают значительное влияние институционализма, который сам все еще находится в поисках парадигмы» [5] Economic Thought in the Communist and Post-Communist Europe. Ed. By H.-J. Wagener. London: Routledge, 1998. P. 17. .

Из этого следует также, что, когда начался процесс системной трансформации и западные эксперты-монетаристы прибыли со своими «шоковыми» рекомендациями, экономисты названных стран не располагали теоретической основой для критической оценки совокупности этих рекомендаций и могли либо соглашаться, либо выдвигать возражения лишь идеолого-политического, социального или практически-экономического порядка.

Значительно позже западными критиками «шоковой терапии» был выдвинут тезис; лучше не иметь никакой теории, чем неправильную теорию. Однако «неправильность» применяемой на практике теории выясняется, к сожалению, слишком поздно и понесенные при этом потери есть плата за отсутствие теории, приближенной к реальности, а не за дурную привычку подпадать под влияние теории вообще. Естественная природа человеческого общества не терпит теоретического вакуума.

Видный французский теоретик «регулятивизма» Роберт Буайе полагает, что решение проблем, поставленных переходной экономикой России, – это основной критерий значимости современной экономической теории. «…Ибо "великое преобразование" России ставит множество проблем, не находящих очевидного решения в рамках имеющихся экономических теорий… Этот беспрецедентный исторический эпизод приведет к тому что все экономические теории полностью преобразятся или окончательно утратят свое значение И теории регуляции тоже!» [6] Буайе P. Теория регуляции. M., 1997. С. 31.