Эмилия Александрова - Стол находок утерянных чисел

Для начала девочка… виноват, Главный секретарь взяла мел и стала писать на доске приметы утерянного числа.

Пока она писала, Главный терятель рассказывал историю лотерейного билета. И опять издалека. Как он полюбил числа с пелёнок. Как мечтал о книге «Развлечения корней из целых чисел». Как приобрёл билет лотереи и как потерял его… При этом он без конца извлекал что-то из карманов и тут же ронял: то платок, то очки, то шариковую ручку. К тому времени, как он дотерял… виноват, досказал всё, девочка кончила писать, и я уж собирался приступить к объяснениям…

Но в тот день мне уже ничего объяснять не пришлось. Только я открыл рот, как за стеной грянул хор, да так громко, что все возмущённо вздрогнули.

— Ну вот, — сердито сказал президент, — опять эти пташки, и опять невпопад. Но ничего, сейчас они у меня не так запоют…

Он решительно зашагал к двери, но тут она распахнулась, и «Весенние пташки», распевая вовсю, сами заявились к соседям с юбилейным музыкальным приветствием. Все как одна! И даже в слегка расширенном составе, потому что по случаю юбилея к нынешним юным пташкам примкнули некоторые пташки-ветераны и среди них — Главная проявительница. Оказывается, именно ей, как одной из старейших, поручили прочитать юбилейный адрес. И она это сделала так сердечно, что растрогала всех, особенно Главного терятеля. А уж когда она спела свой знаменитый романс, он до того расчувствовался, что поцеловал у неё руку, уверяю вас, и даже пытался что-то сказать, но никак не мог найти подходящих слов. Потом ему срочно понадобился носовой платок. Он стал шарить по карманам, но и платка не нашёл. И тогда Главная проявительница улыбнулась и подала ему свой.

Вслед затем «Весенние пташки» упорхнули — все, кроме Главной проявительницы, а я снова открыл рот, чтобы приступить к объяснениям, и тут же снова закрыл, поскольку обнаружилось, что пропал Пуся. Девочка хватилась его в то самое время, когда Главный терятель разыскивал платок. Она стала звать его — напрасный труд: щенок не отзывался. И тут уже платок понадобился не только Главному терятелю, но и Главному секретарю. Все, понятно, стали её утешать, наперебой заглядывать под столы и стулья и наконец — о радость! — обнаружили Пусю под столом президиума, где он сосредоточенно изучал какой-то листок.

Девочка, само собой, бросилась к нему и вдруг остановилась в изумлении.

— Ой, — сказала она, рассматривая Пусину бумажку, — да ведь зто лотерейный билет…

— Что вы говорите! — всполошился Главный терятель, выхватывая у неё билет. Неужели мой?! Так и есть! Товарищи, граждане, мой билет нашёлся! Его ищут, а он лежит себе, понимаете, и молчит. Вот здесь, в этом кармане. Или в этом? Ну да, конечно в этом. Не иначе как я его с носовым платком выронил. Спасибо, Пуся подобрал… Молодец, Пуся! Умница!

— Всегда говорила, что Пуся — необыкновенная собака! — сказала девочка и ещё крепче обняла Главную ищейку.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — сказал президент. — Но когда же мы, наконец, узнаем ход операции «Пуся»?

— Сию минуту, — заверил я. — Однако сперва позвольте мне объявить лотерейный номер, причём заметьте, в билет не заглядывая.

На сей раз я и рта открыть не успел, до того стремительно перебил меня Главный терятель.

— Нет, нет, — запротестовал он, — позвольте вам этого не позволить! Ха-ха-ха… Не сомневаюсь, что весёлые математики в состоянии отгадать номер сами. И это доставит им громадное удовольствие.

— Правильно! Верно! — загалдели весёлые математики, нынешние и бывшие.

— Прекрасная идея, — присоединился к ним президент. — Приметы номера налицо… то есть на доске. Остаётся перейти к делу…

Но Главный терятель и ему не дал рта раскрыть. Он заявил, что номер можно расшифровать после, а сейчас… Сейчас он, Главный терятель, тоже хочет поздравить весёлых математиков с юбилеем, хотя и без слов. Если, конечно, не последует возражений. И так как возражений не последовало, он с неожиданной ловкостью перемахнул на сцену и…

И вдруг сцена исчезла. Вместо неё все увидели небо с воздушными белыми облаками. И среди этих облаков парил человек. На душе у него было светло и спокойно. Он наслаждался полётом, как птица. Иногда взмывал вверх, иногда опускался пониже…