Геннадий Черненко - На пользу и славу Отечества

Было это давно, около двухсот пятидесяти лет назад, еще в позапрошлом веке. В деревне Большое Поле Вятской губернии жил крестьянин Леонтий Лукьянович Шамшуренков — великолепный мастер и выдумщик. За что бы ни брался он, все у него выходило ладно, все спорилось. Ребятишки деревенские души в нем не чаяли. Да и как иначе? То ветряную вертушку им смастерит, то балалайку — маленькую, но со струнами. Дом ли построить, лодку ли, Шамшуренков — первый. У вятчан отхожий промысел был тогда в обычае. Уходили в город и целыми артелями, и поодиночке.

В 1731 году отправился Шамшуренков в Москву плотничать. Нашлась работа в белокаменной. Стучит Леонтий Лукьянович топором и слышит разговор, что, мол, льют в Москве диковинный колокол. Нигде во всем свете нет и не было такого. Страшно подумать: веса в нем — двенадцать тысяч пудов, то есть почти двести тонн!

— Да как же поднимут на колокольню тяжесть-то такую? — не выдержав, спросил Шамшуренков.

— Как поднимут? Знамо как: колокольню за веревку пригнут вниз, колокол подвесят, а после колокольню отпустят. Здыбится она, и делу конец.

Понял Леонтий Лукьянович, что смеются над ним, и решил сам посмотреть чудо-колокол.

Отливали его на территории Московского Кремля в огромной литейной яме. Подошел поближе. И вправду, велика тяжесть. Каким же способом вытащить отливку из ямы, как везти ее по земле, а потом поднимать на высоту двадцати метров? Расспрашивал мастеров-литейщиков, видит: и они этого не знают.

Возвратился Шамшуренков в родную деревню. Минула неделя, минула другая, а не идет у него из головы «царь-колокол». И решил Леонтий Лукьянович сам придумать подъемный «снаряд».

Напилил он брусочков деревянных и начал хитро их складывать на столе. Пробовал и так, и этак. На брусочки ставил модель колокола и с помощью ниток поднимал груз.

Соседи спрашивали:

— Что делаешь, Леонтий Лукьянович?

Он отшучивался:

— Ребятам игрушку мастерю.

Целых пять лет придумывал Шамшуренков свой подъемный «снаряд». Зарисовал его, как умел, взял с собой брусочки и снова отправился в Москву. Вез он и «доношение» в Московскую сенатскую контору.

Он писал там, что еще в 1731 году видел, как отливали в Кремле «царь-колокол». «В нынешнем, 1736 году, — продолжал Леонтий Лукьянович, — уведомился я о том, что оной колокол вылился, и я, нижайший, того ради пришел в Москву из дального расстояния для подъему оного колокола».

Чтобы вызвать к себе доверие чиновников сенатской конторы, он заверял: «И я человек не беглой, не от беды какия, и в подушный оклад написан и подушные деньги плачу без доимки…»

Уж какой разговор вышел у него с чиновниками конторы, неизвестно, но проект его был принят, рассмотрен, а «снаряд» признан «к подъему больших тягостей удобным». Шамшуренкову выдали три рубля на постройку модели. Он быстро ее построил. Затем в литейной яме, вокруг колокола, был сооружен и настоящий подъемный «снаряд» Шамшуренкова из бревен и досок. Но тут случилась большая беда: в Москве вспыхнул пожар, самый опустошительный из всех, какие только бывали в городе. Сгорели тысячи домов, погибли сотни москвичей.

Огонь перебросился в Кремль. Загорелись деревянные кремлевские постройки и крыши каменных зданий, деревянная мостовая и, наконец, — сооружения в литейной яме.

Отливка сильно раскалилась. Ее пытались спасти, охлаждать водой. Но это лишь ухудшило дело. От колокола отвалился огромный кусок весом более десяти тонн.

Так и остался «царь-колокол» на земле. Не суждено ему было огласить Москву чудесным звоном. И по сию пору стоит он на территории Московского Кремля, удивляя всех своими размерами.

Шамшуренков видел и пожар Москвы, и поврежденный колокол. Ничего ему не оставалось как возвращаться в деревню.

А дома его ждала другая беда. Леонтий Лукьянович узнал, что местный купец Корякин притесняет крестьян, отбирает у них землю. Не выдержал Шамшуренков, написал жалобу. Думал найти на купца управу — не нашел. Купец остался на свободе, а крестьянина наказали кнутом и посадили в острог. Много лет томился в неволе замечательный мастер, но даже в тюрьме он думал над своими новыми изобретениями.

Немалых трудов стоило ему добиться разрешения иметь хотя бы самые простые инструменты. Начал строить модели. Дивились все: что это он колясочки да повозочки какие-то делает? Для чего? А Леонтий Лукьянович занимался не пустяками. Замыслил он построить коляску, в которую не надо было бы запрягать лошадей. Сел в нее — и поехал.