Сергей Волгин - Звездный бумеранг (Художник О. Евсеев)

— А какую температуру выдержит антигравитационный мешок? — спросил хмурый Паркер.

— Шар может удержать внутри и плазму, но тогда вокруг на многие километры все будет расплавлено. К тому же с повышением температуры, возможно, усилится и распад гравитонов.

Жена Пео молчала. При последних словах мужа она поежилась и прижалась к нему плечом. Володе очень хотелось понять, каким образом они здесь очутились вместе. «Может быть, страх перед катастрофой образумил Пео, и он вернулся к семье? Или они делают вид, что ничего не случилось? А зачем?

Ведь все знают об их отчуждении…» Володя взглянул на небо и вдруг закричал, как в детстве на Земле:

— Агзам! Смотри, это же наша Земля!

Все вскинули головы и несколько секунд молчали. Высоко в небе, слева, быстро выплывал лесной массив, очень похожий на земной. Изображение двигалось к горизонту.

Агзам по-ребячьи взвизгнул, бросился к Володе, обхватил его за шею руками, и они застыли, задрав головы.

А Пео, сложив молитвенно на груди руки, торжественно объявил:

— О небо! Ведь это изображение какой-то планеты. Какая же скорость у гравитонных лучей, если они в несколько дней достигли планеты и вернулись обратно? Поистине, или мы стоим перед грандиозной катастрофой, или человечество обогатилось такой энергией, которая дает ему возможность в кратчайшее время покорить невообразимые пространства!

Лес уплыл за горизонт. Паркер смотрел пристально, не замечая выступивших слез. Он тоже вспоминал родину!

Изображение промелькнуло быстро, и сразу стало неинтересно смотреть на розовый колпак с кисточкой, на покрытую пыльным туманом планету.

Земляне стояли молча.

— Давайте на обратном пути заедем в интернат и захватим с собой Лиюпредложил Пео.

Никто не возразил.

Здание интерната отличалось ажурностью и изяществом. Витые колонны у входа, резные переплеты стен, сетчатые балконы, молочный цвет балок и розовые стеклянные простенки вместо окон создавали ощущение невесомости.

Внутри здания было так много света, что и стены, и потолок словно растворялись в воздухе, и вначале как-то неловко было видеть школьный класс совершенно открытым.

Шли занятия. Пришлось ждать перерыва. Но в широкие окна, выходящие в длинный коридор, было видно все, и Володя с Агзамом застыли, скованные любопытством. Ведь, кажется, совсем недавно и они сидели за партами. Или давно?

Занятия проходили своеобразно: на большом экране шел фильм- учительница объясняла закон искривления светового луча. Потом на экране демонстрировались опыты.

Пока шли занятия, Пео рассуждал:

— В интернате воспитываются коллективистские взгляды, дети не ускользают из-под наблюдения, как в семье у занятых родителей, кроме того, коллектив не обладает жалостливостью, как некоторые мамы. Суд товарищей- самый справедливый и строгий суд, и никакие проступки ребенка не останутся незамеченными. Но разве воспитатели в интернатах не чуткие? А разве товарищеская чуткость плоха? Эти жалостливые мамы зачастую воспитывают слезливых, сентиментальных дочек, не способных к преодолению трудностей, не умеющих постоять за себя, не умеющих сдерживать свои порывы.

— Зачем же сдерживать порывы? Они должны быть всегда благородными.

Такие порывы сдерживать не надо.

— Но благородные порывы воспитываются только в коллективе.

— Не могу согласиться. Семья — тоже коллектив, и самый спаянный.

Пео прошелся по коридору. Веселый, не унывающий Пео ходил с поникшей головой. Володя знал, что на его имя в Храм Чести и Совести поступает очень мало видеограмм. Это был глухой протест, и Пео очень хорошо понимал его причину.

— А потом, — продолжала жена, — если мать легко отстраняет от себя ребенка, значит она потеряла что-то очень ценное для женщины, — нет, не инстинкт самки, она теряет ответственность перед миром как существо, продолжающее самую организованную жизнь во вселенной. Именно: продолжающая жизнь!

Выбежавшая из класса Лия на мгновенье остановилась у двери. Мама пришла с папой… Девушка хорошо понимала, что это значит, и с радостным возгласом бросилась к матери. Пео улыбнулся.

Володя про себя одобрил перемену в отношении астронавта к дочери.

«Нет, я никогда не изменю женщине, на которой женюсь, и тем более, если у наc будут дети. Ведь ни она, ни дети не виноваты в том, что у меня появятся чувства к другой женщине. Я должен буду их сдержать… Как?

Заглушить работой, лаской детей…» Так думал Володя. Может быть, он свое обещание выполнит, а может быть, нет — ведь он не знает жизнь, сложную, коварную, многообразную.