Эл Ригби - Десятый король

Наверное, поблекли и желтые хризантемы миссис Ванчи. Сегодня дети во второй раз за этот месяц — первый был день рождения — дарили ей цветы. Просто принесли и оставили у могилы. Постояли. И разошлись.

Письмо — живое, настоящее, написанное только сегодня, — дрожало в руках у тринадцатилетнего мальчика. Конверт запечатали молодым зеленым листиком, который еле держался на мягкой размокшей бумаге.

Марджери Миранда Ванчи. Лийя, Эргер, Верхняя комната Самой Высокой Башни.

Такими были имя и место.

Письмо было совсем сырым. Только что его принес очень странный почтальон — рыжебородый, долговязый мужчина в каске полисмена. Ничего удивительного для почтальона, даже каска… Но ведь обычно почтальоны не прилетают на военных велосипедах и не стучат в окно второго этажа?

— Ответ срочный, быстро-быстро!

Сказав это, мужчина крутанул крылатые педали, пронзительно зазвенел колокольчиком и, описав круг над садом, скрылся. И теперь мальчику показалось, что ответ уже не нужен никому. Слишком поздно.

Заскрипела дверь.

— Тео, милый, может, все-таки ты… передумал?

Мальчик спрятал письмо под подушку и вопросительно посмотрел на маму.

На ней был красный шерстяной халат — как всегда, когда она мерзла, а мерзла она почти все время. В руках она держала поднос, на котором стояли чашка дымящегося крепкого чая и тарелка. На тарелке — куски теплого пирога с ягодами и корицей. На все это было бы просто невозможно не обратить внимания, даже если ты не был голоден. А если ничего не ел со вчерашнего вечера, то один запах мог просто сшибить с ног.

Мама поставила поднос на тумбочку и села на край кровати.

— Эй, — снова тихо позвала она. — Скаут!

Слово оцарапало. Задело что-то внутри, как пальцы случайно задевают на локте свежую ссадину. Оно напомнило о школьных поездках в лес, о яблоках, об улыбке миссис Ванчи, которую он видел, даже когда учительница лежала в том деревянном ящике, который он не мог назвать по-настоящему. О том, как она кашляла на последних уроках, и о том, как сидела в больничном зимнем саду.

— Ох… прости.

Она не умела о таком говорить. Не знала как, никогда и не приходилось. Тео вообще предпочел бы, чтобы она помолчала. Одного ее присутствия и поглаживания по волосам ему было достаточно. Но большинство родителей не считает молчание ценным.

— Папа испек. — Она указала на пирог. — Твой любимый. Хотя что я говорю, сам знаешь.

В доме Греев никто, кроме мистера Грея, который был поваром в ресторане русской кухни, не мог приготовить даже яичницу. Мама, океанолог, так и не научилась. Зато она управляла подводной лодкой и знала не меньше десятка тысяч видов рыб.

— Спасибо, — все-таки сказал Тео и продолжил без паузы: — Я все понимаю. Ей лучше, я не должен грустить. Священник все это уже сказал во время службы.

— Ох, милый. Ты и так у нас нечасто разговариваешь, а теперь мы боимся, что вообще замкнешься.

— Еще больше? — спросил Тео.

Издав тихий, нервный, какой-то вовсе невнятный смешок, она поцеловала его в лоб. Ненадолго прижала к себе, быстро выпустила. Объятия Тео тоже не всегда любил, в такие минуты — особенно. Она это знала.

— Еще больше… а может, это нормально для твоего возраста, просто я была другая… — Отстранившись, мама снова задумчиво потрепала его по макушке. — Слушай… а тебе правда не мешают такие волосы? Длинные, и этот хвост…

Он покачал головой. Как и всегда.

— Ну, если ты совсем не хочешь их отрезать, может, распустишь? Будут как у средневековых пажей и принцев. Красиво. Я видела в книжках, как…

— И как у Мелани Стефан из параллельного класса, если добавить ободок с бантом? — слегка приподнял бровь Тео и, не дожидаясь ответа, тихо спросил: — Не лучшее время, чтобы говорить о волосах, разве нет?

Он понимал: мама опять не найдет, что сказать. Но мама не была бы мамой, если бы не умела признавать ошибки. Она поняла. Ободряюще улыбнулась и встала:

— Как скажешь, милый. Мы внизу, зови, если что-то понадобится.

Дверь закрылась, Тео остался один, со все тем же тугим узлом в груди. Не думая больше, мальчик быстро вскрыл конверт.

Небольшой лист, вырванный из клетчатой тетрадки, заполняли аккуратно выведенные строчки. Тео легко узнал почерк миссис Ванчи по крупным согласным и почти утопающим в строке гласным буквам.

Дорогой Тео. Знаешь… я так хотела быть с вами до старшей школы, видеть, как вы растете, помогать вам. Но больше я не смогла ждать. На другое место, не менее дорогое мне, чем школа, надвигается большая беда. И я сделаю все, чтобы ее предотвратить.