Ая эН - Уровень Пи

Они расположились в холле, все стены которого были покрыты мельчайшей узорчатой мозаикой из разноцветных камешков. Ризи представил себе, сколько труда надо затратить на то, чтобы довести до конца такую работу.

– Ту стенку Дюшка доделал год назад, – сказал Славик, указывая куда-то за Ризенгри. – А эта была первая. Рассмотришь потом получше. В школе для особо одаренных тебя ждет сюрприз. Будешь делать такую же в центральном вестибюле. Камень уже подвезли. Хобби есть хобби, ничего не поделаешь.

Так вот о каких камнях писал Дюшка в своем дневнике! Нет, ну надо же!

– Дюшка никогда не рассказывал мне о своем хобби! – удивился Ризенгри. – Так вот он чем обычно занимался. А я думал, он уроки так долго делает. Здоровская работа. Чего ж он ее так скрывал?

– А ты раньше рассказывал ему о том, что чуть ли не до поступления в школу иногда садился сквозь стулья?

Ризи промолчал. У него было столько вопросов к этому удивительному деду, что он даже не знал, с которого начать. Кто он, сотрудник института? Откуда все знает? Почему не выдал его, Риза? Почему Дюшка не рассказал о своем хобби ни слова даже тогда, когда они поменялись местами? Когда Клюшкина планируют забрать в эту школу? Смогут ли ученые обнаружить подмену, если Славик их не выдаст? Но, самое главное, кто же такой этот дед на самом деле?

– Стоп! – остановил поток его мыслей дед. – Давай так. У меня к тебе несколько вопросов. В сущности, вопрос только один, но мне нужно, чтобы ты ответил на него честно и полно, так что начнем издали. И я тоже обещаю, что не совру, отвечая на твои вопросы. Только давай по очереди. Согласен?

– Запросто. Кстати, можно считать, что это я уже ответил на первый ваш вопрос! А как вы узнаете, что я отвечу честно? По мыслям? Так я иногда сам себя обманываю. Думаю, что думаю одно, а на самом деле потом понимаю, что не так думал, как думал. Мне сложно объяснить.

– Любопытно, что ты сам об этом заговорил. Что ж, постараюсь ответить как можно точнее. Действительно, если человек врет сознательно, его достаточно легко подловить. Первые примитивные детекторы лжи были созданы еще в середине двадцатого века. Ну, а для того, кто умеет читать мысли, поймать собеседника на откровенном вранье вообще пара пустяков. Совсем другое дело, когда человек пребывает в полной уверенности, что он говорит правду, хотя на самом деле эта правда иногда очень далека от истины. «Я убью его!» – кричит, например, такой человек, кипя от негодования, и в его мыслях – читай их, сколько угодно, – нет ничего иного, кроме живописной картины бездыханного тела врага. Но дай ему в руки пистолет, и что? Он даже не прицелится. Мысли и желания поменялись так, что просто диву даешься! В таких случаях существует несколько методов определения истины. Я расскажу тебе о том методе, который применю к тебе, но только в том случае, если ты сам на него согласишься. Применяя этот метод, я проникаю в твой мозг полностью. В те уголки, о существовании которых ты и не подозреваешь. Я не просто становлюсь тобой. Я становлюсь больше, чем тобой. Но и ты при этом открываешь в себе того себя, о котором прежде не подозревал. Согласен?

Ризи слушал деда не очень внимательно. Почему-то ему не нравились ни этот дед, ни этот разговор.

– К чему вам мое согласие? Если все, что вам нужно от меня, – это один ответ, то можно не церемониться. Тем более что дважды вы уже залезали в мои мысли без спросу.

– Знаешь, Риз, – сказал дед. – Мне нравятся твои вопросы. Но это уже твой второй вопрос, а ведь сейчас моя очередь. А в мысли твои я не залезал. Просто хотел с тобой поговорить по душам. Не получилось.

Славик Тихонович замолчал. Скорее всего, он все-таки читал мысли Риза. Но у Ризенгри в голове мелькали какие-то глупости: он представлял себе, как Дюшка возится с мозаикой, откапывая единственный нужный камешек из горы ненужных, как его мама, беспокоясь, звонит деду, потому что Дюшкин телефон завален камешками, а тот принципиально не берет трубку… В холле было очень светло и очень жарко.

– Ты согласен пустить меня в свое сознание?

– Да, я согласен, – не раздумывая, ответил Риз и тут же подумал: «Ни капельки не хочу, чтобы в мою голову опять кто-то лез».

– Так не пойдет, – сказал дед. – Мы договорились говорить начистоту, а ты уже врешь.

– Я согласен, – повторил Риз, прогоняя лишние мысли. – Я согласен. А тот во мне, который не согласен, – это не я.

– Нет, это не так, – не согласился дед. – Тот в тебе, который не согласен, это как раз и есть ты. И этот настоящий «ты» не хочет меня пускать. Боится говорить правду.