Дмитрий Соболевский - По ту сторону зеркал

– В общем, все началось еще неделю назад. Возможно, даже раньше, но я мог не заметить какие-то мелочи. Сам знаешь, как я отношусь ко всему таинственному.

Денис кивнул. Он в жизни не видывал бо́льшего реалиста, чем Т‑300. Наверно если бы к нему домой пожаловала делегация дружественных марсиан во главе с графом Дракулой и лох-несским чудовищем, Юрка, скорее всего, долго доказывал бы им, что они – плод его воображения. Именно поэтому недавнее заявление Шишкина про инопланетян так поразило Леонова.

– Так вот, – продолжал Юрка, – начать с того, что неделю назад какой-то чудик нарисовал на дверях нашей квартиры странную звезду в круге.

– Пентаграмму что ли? – блеснул знаниями Денис.

– Наверно, – пожал плечами Шишкин. – Я в этом не особо разбираюсь. Родители вообразили, что это моя работа. Ну, не глупость ли? Я, конечно, спорил с ними. Ну, сам подумай, зачем мне было портить двери? – развел руками Юрка. – Но они не поверили, как и следовало ожидать. Так что пришлось мне оттирать художество. Уж не знаю, чем эта ваша пентаграмма была нарисована, но я полбанки чистящего порошка потратил. И все равно след остался.

– А звезда была обычная или перевернутая? – с видом знатока поинтересовался Денис. В свое время он перечитал уйму книг о всяких инопланетянах, Бермудском треугольнике, магии и не без основания считал себя специалистом по сверхъестественным явлениям.

– Обычная звезда. Пятиконечная. А есть разница? – Юрка явно пришел в себя.

– Конечно! И очень большая, – Денис и не думал, что от книг фэнтези, которыми его активно снабжал Орк, могла быть хоть какая-то польза. – Если звезда прямая, то это защитный знак. А если перевернутая – символ дьявола!

– Только дьявола мне и не хватало, – буркнул Т‑300. – Нет, звезда была нормальная. Но не в этом дело…

– Как же не в этом? – перебил его Денис. – Получается, тебя кто-то хотел защитить?

– Я бы этому «защитнику» морду-то начистил! – рявкнул Юрка. – Нашел способ, художник чертов! Нет, чтобы по-человечески подойти и все объяснить, так он взялся двери портить. Не верю я в таких защитников!

– А может быть, он не мог по-человечески. Вдруг он и правда не человек… – начал было Денис, но поймав разъяренный взгляд Шишкина, умолк.

А тот продолжил повествование:

– Дальше – хуже. На следующий день нам всю дверь закрасили черной краской. Отец совсем озверел. Даже к управдому ходил разбираться, чтобы кто-нибудь унял этих маляров. Хотел милицию вызывать. Одно хорошо – на этот раз мне ничего не пришлось оттирать. Рабочие нам просто сменили обивку. А отец всю следующую ночь караулил у двери. Но, похоже, незваные художники успокоились. Уж лучше бы они и дальше над дверью измывались, – тяжело вздохнул Юрка. – Потому что три дня назад у меня начали пропадать вещи. Я, признаться честно, сначала на Юльку думал. Хотя зачем ей, положим, диски «Раммштайна» сдались? Но когда у меня из-под кровати исчезла пудовая гиря, я понял, что она тут точно ни при чем.

– Да уж, – рассмеялся Денис, представив, как миниатюрная Юля тягает шестнадцатикилограммовую гирю. – Зрелище не для слабонервных.

– Вот и я про то же, – Юрка задумчиво умолк и мелкими глотками допил кофе. Похоже, он собирался перейти к самому главному, и Денис не стал его торопить. Т‑300 явно надо было собраться с духом.

– Теперь слушай, что было дальше, – снова продолжил Шишкин, – вчера с самого утра я заметил, что родители и сестра… что родители и сестра… стали совсем другими, – одним духом выпалил он, – просто абсолютно другими!

– Как это? – не понял Денис.

– Сейчас все объясню, – кивнул Юрка. – Утром, когда я пошел в школу, мама не стала читать мне никаких нотаций. А ведь она знала, что у меня контрольная по физике. Обычно в такие дни она целую проповедь устраивает, а тут – ни слова! И сестра обычно все утро ворчит, что я ей жизнь порчу, но в этот раз молчала как рыба, только улыбалась как-то странно. Представляешь, рот до ушей – так и сидела! Я с утра сонный был, не обратил внимания, а должен был. Виданное ли дело, полчаса с такой улыбочкой безо всякой причины просидеть?

Денис в задумчивости поскреб затылок. Да уж, от Юли Шишкиной улыбки дождаться было сложно. Обычно ее лицо пылало негодованием, укором, обидой, но уж никак не радостью или весельем. По-видимому, ей доставляло особое удовольствие донимать людей нравоучениями и моралью.

– После школы, – уже не прерываясь, рассказывал Юрка, – все стало страннее некуда: мать даже не подумала приготовить обед, вместо этого до самого вечера сидела у телевизора. Про контрольную не спросила и, вообще, меня будто не замечала. А у Юльки эта проклятая улыбка как к губам приклеилась. К тому же перед тем, как идти на тренировку, я заметил у нее в руках что-то черное, то ли ремень какой, то ли широкую черную ленту. А она, как меня заметила, сразу же к себе юркнула и дверь закрыла, не сказав ни слова!