Дэвид Алмонд: Глина

Наутро выглянул в окно. В саду солнце, и папа стоит на коленях. А рядом с ним на земле растянулся Ком.

Я вышел из дома, папа обернулся. Глаза выпучены от удивления.

— Дейви, смотри-ка!

Бреду к нему по траве.

— Что это, папа?

— Я эту штуку утром в Саду Брэддока нашел. Мужики пошли всякое полезное оттуда выносить — грунт, растения, камни, а то каменоломню-то скоро засыпать будут.

У Кома ноги и одна рука отвалились, но их приставили на место. Между головой и плечами глубокая трещина. Кое-где куски и вовсе повыпадали.

— А что это такое, как ты думаешь? — спросил я.

— Без понятия. Сперва подумал, древняя штуковина, потом вижу — ан нет. Я его в тачку, а он на куски развалился. Вот, собираю обратно.

Ком весь в оспинах от дождя. Где стекала вода, остались бороздки. Вмятины там, где высохли лужицы. И вообще он весь осел и обмяк. Совсем стал неуклюжий, увечный. Лежит на земле и уже начинает сливаться с ней, превращаясь из Кома обратно в ком глины. Но платановые семечки на месте, и ягоды боярышника, и крылатки от вяза. И такой он красивый — смотрю на него нынешнего и вспоминаю, каким он был, когда шел со мной рядом, когда мы смотрели ночью на свои отражения в витрине и видели, что стоим вместе, и он был таким могучим, непостижимым и настоящим. Папа попытался разгладить вмятины, трещины и бороздки. Я тоже дотронулся, жду, когда в голове раздастся голос Кома, но — ничего.

— Детишки, небось, — баловались, — говорит папа. — Играли во что-то, наверное.

— Угу.

— Часом, не ты с приятелями?

— Нет.

— А может, Стивен Роуз?

— Не знаю, пап.

— Ну, в любом случае, — говорит, — глина на бордюры нам очень даже кстати.

— Только не прямо сейчас, — попросил я.

— Конечно. Больно уж он красив пока. Подождем, пока превратится в бесформенную кучу. Сразу я его закапывать не стану.

Я привел к нему Марию.

— Он шевелился, ходил, — говорю. — Я слышал в голове его голос.

Она глянула на него и говорит, какой красивый. Сощурилась, попыталась представить, какой он был раньше — живое существо, а не безжизненный ком глины. А за спиной у нас все сновал папа, тащил охапки земли, камней, растений для альпийской горки, вопил: сад у нас теперь будет загляденье!

— А как вы его сотворили? — спрашивает Мария.

— Как-то все просто вышло. Вот так.

Я сгреб с Кома комок глины. Быстро придал ему очертания человеческой фигуры.

— Шевельнись, — шепчу. — Оживи.

Ничего, понятное дело. Я плечами передернул, положил человечка на землю. Подумал о Стивене — где он теперь, что творит.

Мария подобрала фигурку. Повела ее, как куклу, по траве. А потом скатала в шарик.

— А ты не мог ошибиться? — говорит. — Стивен не мог тебя обмануть?

Трясу головой. Рассказал, как мы с Комом ходили по городу. Разве такое могло привидеться?

— Стивен постоянно лгал и выдумывал, — говорю. — Нарассказывал мне кучу такого, чему я не поверил. Но все же была в нем какая-то сила, которой больше ни у кого нет.

— Больше я ничего не сказал, но знал, что когда-нибудь придется еще доставать все это из памяти — дьявольщину, сумасшествие, смерть.

— По-твоему, я ненормальный? — говорю.

Она рассмеялась:

— Ненормальный? Ты?

— Да. То, что я сейчас рассказал… это же ненормально.

— Но ведь это правда?

— Да. И все же иногда мне кажется, что я чем-то заразился от Стивена. Кажется, что я схожу с ума.

— Ты совершенно нормальный, Дейви, — сказала Мария.

Она размяла глиняный шарик. Слепила другую фигурку, поставила на траву.

— Это ты, — говорит. — Совершенно нормальный, хотя и с придурью, как и мы все. — Отщипнула от Кома еще кусочек, слепила еще фигурку. — А это я, тоже немного с придурью.

И мы стали лепить из Кома глиняные фигурки, и каждая следующая выходила еще лучше, еще больше похожей на настоящую. Мы давали им имена: Джорди Крэгс, Фрэнсис Мэлоун, Дурковатая Мэри, Трёп Паркер, Скиннер и Штырь, отец О’Махони, мои родители, родители Марии и еще много кто. Вскоре перед нами уже стояла небольшая толпа.

Папа подошел сзади, посмотрел, рассмеялся.

— Ха-ха! — говорит. — Прямо целое святое воинство!

Обломки Кома так и лежат у нас в саду. Папе все не хватает духу его закопать. Медленно, медленно он впитывается в песок, земля возвращается к земле. Платановые семечки, ягоды боярышника и крылатки вяза проросли, вокруг зеленеет молодая поросль. А из сердца у него поднялась роза, и семена каштана медленно лопаются у него в голове. Время идет. Сменяются времена года.