Антон Ершов: Берельские былины

Прохладное осеннее утро покрыло траву крапинками росы и нагнало на Берель слабый туман. Егор Потапыч и два его друга – Захар Кондратьев и Тимофей Кузьмич – брели по просёлочной дороге на близлежащее озерцо рыбачить, вооружившись разнообразными рыболовными снастями, включающими в себя обязательные два пузыря пшеничной и горбушку чёрного хлеба. Дорога лежала недолгая, но об основных аспектах своей жизни мужики всё же успевали поговорить.

–Вчера моя Тамара, – недовольным голосом жаловался спутникам Кузьмич, – пришла домой и говорит: "Уйду я от тебя, Тимоша. Тяжко мне с тобой стало. Пьёшь много, и прочее. А я тут же смекаю, кто это её на такие речи надоумил. Раньше ведь молчала, а тут вдруг выдала. Да и пью я ведь не каждый день, а лишь по будням. Это отец меня ещё так учил, говорил, что выходные надо с семьёй проводить, а уж в будни, когда надо на колхоз батрачить, так вот тогда вот и можно выпить, расслабиться. Так я и делаю. По уму. Народная мудрость пропасть не даёт. А Тамаре всё не нравится. Что теперь делать, даже не знаю.

–А ты бросай пить, – посоветовал сорокалетний Захар, самый молодой из рыбаков. – Я уже три года не пью, а помнишь, какой был раньше? Буянил и посуду в доме хлестал, как бес безудержный. Только лишь из-за Катьки и пришлось завязать с этим делом. Трудно было, признаюсь, но ничего – стерпел зверские муки, переборол себя и теперь вот: трезвенник.

–Верно, Кузьмич. Захар дело говорит, – вступил в дискуссию старший из всех Егор Потапыч, которому на прошлой неделе исполнилось пятьдесят два, в честь чего был устроен грандиозный банкет, на который сошлась вся взрослая деревня для распития 50 бутылок водки. – Бросай пить. Бросишь пить – это и здоровье в порядке будет да и Тамара с ребятишками с тобой останутся.

–Да, вот ребятишек не хотелось бы огорчать, – Кузьмич почесал голову. – На Митьку у меня надежды большие. Корову и синей на него оставлять.

–Вот, вот, – закивал Потапыч. – Я ведь не женился почему? Потому что знал, что жене со мной не сладко придётся. Пью-то я не только по будням, да и не семь дней в неделю, а куда чаще. Потому-то холостым и остался.

–Да, проблема серьёзная, – Кузьмич глубоко задумался и вплоть до самого озера молчал.

Придя на знакомое место, троица установила удилища на бережке, рядом с камышами, расселась неподалёку, расстелив на траве платок и выложив на него хлеб, лучок и поставив рядом два стакана и две бутылки. Мужики расселись вокруг платка.

–Что ж, – Потапыч поднял наполненный стакан. – За то, чтобы Кузьмич завязал.

Тост ознаменовался звоном стаканов и двумя глубокими выдохами, предшествовавшими их опорожнению.

–Хорошо, – передёрнул плечами Кузьмич и с хрустом откусил полстрелки лука. – Зря ты, Захар, не присоединяешься. Полжизни потеряешь.

–Перестань, Тимофей, – вознегодовал Потапыч. – Правильно Захар делает. Он лучше нас. У него воля есть, а у нас её и слыхом не слыхивать.

–Не скажи, – запротестовал Кузьмич. – Воля у меня есть, только спит она пока.

–Мертва твоя воля, Тимоша, мертва. Спит мёртвым сном.

– Нет. Не мертва. Спорим на три курицы, что вот допью ещё стакан и больше ни-ни?

–Замётано!

Мужики скрепили спор рукопожатием, а Захар его разбил.

–Эх, красотища, – Кузьмич встал и расправил плечи. – Вы только гляньте: как хорошо!

Его голова вертелась, обозревая берёзовую рощу, окружившую озерцо и ту небольшую полянку, на которой разместились мужики, и пыталась найти нужные слова, чтобы выразить все чувства, возникшие при созерцании нерукотворной красоты. Нужных слов всё не попадалось, но не потому, что лексикон Кузьмича был сильно ограничен ареалом обитания и частым распитием водки, а потому, что не существовало таких слов, которыми бы можно было описать красоту российской природы.

Кузьмич вдохнул полной грудью воздух, наполненный запахом сочной травы, смоченной росой, и прошептал:

–Россия…

– Хорош тебе слова кучерявые сыпать, поэт, – Потапыч протянул сентиментальному мужику наполненный стакан. – Давай лучше хлопнем за эту красоту россейскую, авось наш тост продлит её век.

Кузьмич с улыбкой принял стакан и снова водрузил своё седалище на траву.

–За красоту россейскую, – с гордостью и трепетом произнёс он и приготовился уж влить огненную воду в горло, как вдруг, глядя в небо, оторопел. – Гляньте, ребята!

Потапыч и Захар посмотрели в ту сторону, куда указывал Кузьмич, и тоже оторопели.

В небе над берёзами висела "летающая тарелка"! Самая настоящая!