Дарья Леднева - Тыквенная книга

Ночью Элла просыпается, точно от удара током. Сквозь сон всплывает давно забытый разговор о вороне. Два года назад.

– Значит, она вернулась за мной, Тошка. Её не похитил Кощей Бессмертный, не съела анаконда с Амазонки. Она вернётся и заберёт меня. Мы вместе уедем в Париж или в Лондон. И откроем своё сыскное агентство. Как Шерлок Холмс. Она будет Шерлоком, а я Ватсоном. Мы столько преступлений раскроем! Или, может, она увезёт меня в тот странный, волшебный мир, о котором говорила на прощанье. Будет здорово, если он на самом деле существует.

Утром Элла причёсывается аккуратнее, чем обычно. Надевает синее платье в белый горошек и новые колготки.

Сегодня они уедут на поезде далеко-далеко, на море разгребать завалы голубых ракушек, строить замки из песка и танцевать в волнах.

Воскресенье.

Демидовы умчались на строительный рынок за шпаклёвкой. Затевают ремонт. Пора бы привести в порядок Эллину комнату. Девочка же отказалась от поездки. Незнакомка может приехать в любую минуту.

Тошка лениво гоняет клубок фиолетовых ниток. Элла читает «Двадцать лет спустя», но то и дело отвлекается. Ей всё кажется, что на лестничной площадке кто-то есть, подходит к двери и нажимает кнопку звонка. Она вздрагивает. Прислушивается. Нет, показалось. Разочарованная, утыкается в буквы.

– Может, завтра.

И вечером, когда темно и зажигаются бусины звёзд, раздаётся звонок в дверь. Демидовы никогда не звонят, просто отпирают дверь. Значит, это она. Всё-таки пришла.

От волнения вот-вот выпрыгнет сердце из груди! Элла подбегает к двери и смотрит в глазок… вот только это вовсе не чудо-женщина в драповом пальто.

Дождь моросит, бьёт Эллу спелыми водянистыми ягодками. Девочка хлюпает, шмыгает носом, вытирается платком. Мужчины и женщины в чёрных костюмах бросают ей сочувственные взгляды-подачки. Перешёптываются: «Бедное дитя! Ой, нелегко ей, наверное, придётся. Одна ведь остаётся…»

Кладбище. Хоронят чету Демидовых. Людмила Альбертовна загримирована сотней слоёв белого тонального крема, и малиново-пунцовым ярко выделены щёки и тёмно-синим подчёркнуты глаза, точно у молодой девицы. Мертвее мёртвой. У гримёра в похоронном бюро слишком тонкий юмор, чтобы Элла его оценила.

Гроб Николая Фёдоровича закрыт. Наглухо заколочен, чтобы никому не пришла в голову мысль приподнять крышку и посмотреть.

За два года Элла привязалась к Демидовым.

А теперь их больше нет.

Погибли в страшной автокатастрофе, в дождь столкнувшись с КамАЗом. На полной скорости гнали со строительного рынка, торопились домой. Соседи говорят, Демидовы красивые обои купили для детской, а в сумке нашёлся пакетик пряников, любимых Эллой. Так взрослые твердят, сама же Элла ничего толком не знает.

Теперь Демидовых больше нет. Только два деревянных ящика и барабанная дробь солёного дождя. И слёзы вместе с каплями стекают по щекам.

Элле холодно, и она плотнее кутается в куртку.

Её пугают однотипные каменные кресты над могилами. Всё, что остаётся от человека. Фантазёрка бросает на них беглые взгляды, на некоторых задерживается, но не может угадать, кем были эти люди. Что читали? Чего желали? Бегали ли по утрам или просиживали вечера перед телевизором? А ведь эти безликие кресты когда-то и сладостно мечтали, и смеялись, и плакали, словом, жили. Но теперь всё, что они могут – это возвышаться над искусственными цветами и венками, возложенными родственниками. Со временем цветы поблекнут, и тогда через год заботливые руки заменят их новыми, такими же неживыми.

Будет ещё длинная дорога обратно, гнетущая пустыми разговорами. Эллу задёргают вопросами о том, как ей жилось у Демидовых, почему она предпочитала читать книжки по вечерам, а не помогала Людмиле Альбертовне мыть посуду? Спросят ещё про школу, про планы на будущее. Если не ответит на вопрос об обыденной жизни Демидовых, например, не вспомнит, как хотела провести отпуск приёмная, то непременно упрекнут, что она недостаточно любила опекунов. И, конечно, не заслужила их любви. И ещё много чего наговорят.

Хорошо бы оказаться дома, налить крепкого чаю с апельсином, погладить рыжего кота и усесться на подоконник с книгой. Забыться.

Но этого не будет.

После похорон её забирают. Нет, не в детский дом, полный вечных несбыточных надежд, грустных девочек и мишек с оторванными лапками.

Утром объявилась диковинная женщина в галошах и овечьем пальто – высокая, с широкой костью, но скорее худая, чем толстая: под сухой морщинистой кожей отчётливо виднелись ключицы. Марфа Ильинична Норкина. У Эллы тоже фамилия Норкина.