Росс Уэлфорд - Гость из космоса

Когда она встаёт, неподвижный холодный воздух доносит до меня частичку её запаха. Засорившиеся трубы? Скисшее молоко? Ушная сера? Пахнет так, будто всё это смешалось, превращаясь в густой, отвратительный смрад – так пахнет не просто её дыхание, так пахнет она сама .

– Боже, Игги. Как же она воняет! – шепчу я.

Игги снял свою кепку и теперь прижимает её к носу.

– А я-то думал, это от тебя, – говорит он приглушённым голосом.

Мы с Игги медленно поднимаемся на ноги, и теперь мы втроём стоим, образуя треугольничек, не говоря ни слова – просто, знаете, совершенно поражённые. Игги сгибает и разгибает свою свежеисцелённую ногу.

В конце концов он нахлобучивает кепку обратно на голову и дважды стучит себя по груди.

– Я есть Игги, – говорит он, и существо с усилием моргает.

Я мог бы поклясться, что она думает: «Зачем это он разговаривает как полоумный?»

И всё же, беря пример с Игги, я указываю на себя и говорю:

– Я есть Итан.

Я не могу точно сказать, откуда знаю это, потому что она не ахает, не моргает и ничего такого не делает, но я чувствую, что она удивлена.

– И-тан? – переспрашивает она.

– Да.

Она поднимает подбородок, затем опускает. Выглядит так, будто она кивает, но в обратном порядке. Затем она произносит нечто похожее на «Элли-энн» и похлопывает себя по груди.

Игги глядит на меня с ликующей ухмылкой на лице.

– Видишь? Это её имя. Эллиэнн!

Но тут мы слышим крики и собачий лай и видим лучи фонарей среди деревьев в отдалении, спускающиеся по тропе от основной дороги.

Выражение чистейшего ужаса, мелькающее на странном волосатом лице существа, меняет, я полагаю, всё.

– Молчите, – говорит она своим пискляво-гортанным голосом.

– Что? – спрашивает Игги.

– Я говорю: молчите. Гофорите, что не видели меня. Солгите. Вам, людям, это хорошо удаётся.

– Подожди, – говорю я. – Кто ты такая? И зачем нам лгать?

Лай раздаётся ближе, и из кустов возникает огромная немецкая овчарка, скачками приближающаяся к нам по прибрежной гальке.

Я слышу:

– Что такое, Шеба? Что ты нашла?

А существо, утверждающее, что её зовут Эллиэнн, глядит на меня пристальным взглядом бледных глаз.

– Потому что иначе ты больше никогда не уфидишь свою сестру.

Мою сестру. Тамми.

Игги был прав. Его затея с рыбалкой сработала: уже где-то час я почти и не вспоминал о ней.

Но теперь я стою, насквозь промокший, на деревянном причале промозглым вечером, и воспоминание о том, почему я здесь, захлёстывает меня волной скорби.

– Ненавижу тебя!

Это последние слова, которые я сказал Тамми. Они вертятся у меня в голове – и это абсолютная неправда.

Моя сестра-близнец. «Другая половина» меня, как часто говорила Ма, и была права.

Тамара, кратко Тамми, Тайт. Классное имя, я думаю, в основном из-за аллитерации. Тамми Тайт. С тех пор, как она пропала, не проходит и часа, чтобы я не подумал об этих трёх слогах.

Часа? Скорее уж пяти минут. Скорее уж пяти секунд . Это ужасно утомляет.

Потом я временами осознаю, что не думал о Тамми уже несколько минут, и это едва ли не хуже, так что я заставляю себя представить её, снова мысленно услышать её голос. То, как она говорит «Ой, И-та-а-а-ан !», когда я её чем-то раздражаю (что происходит довольно часто); или то, как она однажды пукнула в ванне, когда мы были маленькими, и смеялась так сильно, что ударилась головой о кран, и это рассмешило её ещё сильнее, хоть голова у неё и кровила.

Затем я неизменно начинаю думать о последних нескольких месяцах, когда мы переехали в Килдер и пошли в среднюю школу. Теперь мы в разных классах. Она завела друзей, с которыми я даже не знаком (и по меньшей мере одну подругу, которой я даже не нравлюсь. Ничего страшного, Надя Ковальски, это чувство взаимно).

Потом от всех этих мыслей я опять начинаю грустить, отчего – странным образом – мне становится лучше, потому что это как будто возмещает то, что иногда я забываю о ней думать.

А когда мне грустно, я вспоминаю последние слова, которые сказал ей: «Ненавижу тебя».

Ма я этого не рассказывал. Это огорчило бы её, а Ма с Па и так уже достаточно огорчены. На самом деле мы с Тамми говорили, что ненавидим друг друга, гораздо чаще, чем что любим.

И немудрено: мы никогда не говорили, что любим друг друга. Да и зачем? Это было бы словно с самим собой разговаривать.

И всё же мне хотелось бы, чтобы последними словами, которые я ей сказал, были не «Ненавижу тебя».