Виталий Каплан: Ведьмин Дом, или Тихие игры в помещении…

Теперь до десяти полагалось убираться у корпуса. Да очень уж не хочется. Ну какая разница – фантиком больше, фантиком меньше? Однако для вида всё-таки что-то делать придётся. Иначе, если Миша изловит, плохо получится. За милую душу заставит все туалеты в корпусе мыть. После отбоя, разумеется. А на это время у него, Серёги, другие планы имеются.

Главное – что? Главное – сделать трудовой вид и всё время у начальства на глазах быть. А уж сколько он бумажек подберёт, как дорожку выметет – да кто же это проверять будет? Миша поленится, а Свете одной всюду не поспеть. К тому же память у неё слабая, погрозит-погрозит чем-нибудь, а потом обязательно у неё всё из головы вылетит. Очень ценное свойство.

После уборки территории пойти к Ведьминому Дому не удалось. Миша со Светой записали всех в тетрадочку и погнали вкалывать – мусор за лагерными воротами выгребать.

Серёге и Лешке Маслёнкину достались носилки. Сперва Серёга обрадовался – не хотелось возиться в грязи, но когда они узнали, где помойка, Серёгина радость сильно убавилась.

Оказывается, почти поллагеря нужно пройти, да ещё в гору. А носилки им накладывали от души – после пятого захода спина у Серёги заныла. Это у него-то, после трёх лет самбо! Что уж говорить о Маслёнкине? Тот вообще еле переставлял ноги, и Серёга предложил:

– Лёх, а Лёх, а чего это мы так надрываемся? Мы им что, нанялись? Ходить можно и медленно, по дороге отдыхать…

– Работай, негр, солнце ещё высоко, – хмуро отозвался Маслёнкин. – А когда зайдёт солнце, зажгут электричество. Ты разве не слышал, что Мишка сказал?

– Нет. А что он сказал?

– Сказал, что если до обеда не уберём, будем до ужина с этой дрянью возиться. Не справимся до ужина – так значит, после ужина до отбоя. А если за день всего не перетаскаем – завтра вкалывать придётся. Вместо похода!

– Когда это он говорил? Я что-то не слышал.

– Да сразу же после завтрака, в корпусе.

Серёга задумался. Действительно, завтра же поход! На два дня, с ночёвкой… Тот самый поход, что вечно переносился в прошлую смену, тот самый поход, что давным-давно был обещан, но постоянно откладывался на «завтра», на «после торжественной линейки», на «подождём пока, посмотрим на ваше поведение». Каждый раз Серёга давал себе слово, что больше никогда не поверит их обещаниям, но всё-таки надеялся. Правда, с течением времени надежда издыхала. До следующего раза. Вот и сейчас из-за уборки этой дурацкой всё может сорваться. Значит, как ни крути, а придётся ишачить.

– Ну ладно, тогда потащили.

…Выщербленная кирпичная дорожка изгибалась вправо. Солнце ползло всё выше и выше в голубую бездну, трещали кузнечики, откуда-то тянуло дымом.

– Серый, а ты что, по правде пойдёшь в Ведьмин Дом? – негромко спросил Лёшка, когда, опрокинув носилки, они зашагали обратно.

– А что делать? Придётся. Сам же нам руки разбивал, знаешь, какое условие.

– Знаю. Да и Санька, он не отступится. Ему теперь тоже назад хода нету.

– Это почему же?

– А он с пацаном одним поспорил, из второго отряда. После завтрака рассказал ему про ваше с ним пари и поспорил, что ты этому парню признаешься, будто сдрейфил и в Ведьмин Дом не ходил.

Ничего себе, присвистнул Серёга. Санька к тому же ещё и треплом оказался! Теперь о пари поллагеря узнает.

– Интересно… И на что же они поспорили? Тоже на рабство?

– Нет, пацан тот ему сказал, что ему это на фиг не нужно. На Санькиных индейцев заграничных поспорили. Видел, наверное? Он ими часто хвастает. А пацан часы свои поставил. И сказал ещё, если Санька смухлюет, его весь второй отряд лупить будет.

– А ты-то откуда всё знаешь? Тебе что, Санька отчёт давал?

– Нет, я их подслушал. Он парня этого к нам в палату привёл, ну, чтобы всё обговорить, а я там подметался. Они меня прогнали, а я подумал, чего это они в секретность играют? Вышел из корпуса, встал под окном и подслушал. Они же, лопухи, окно закрыть не догадались.

– Ну и зачем ты мне всё это рассказал? Думаешь, я от радости плясать стану?

– Да так… Наверное, лучше, если ты будешь знать.

– Ну спасибо, осчастливил. Ладно, пошли дальше.

Они зашагали быстрее и вскоре вернулись к воротам, где копошился бедный третий отряд.

И вправду – бедный. Легко ли выгрести всю жёлто-бурую дрянь, все эти доски, плавающие в жидкой грязи, битые кирпичи, поросшие крапивой, какие-то железяки неизвестно от чего… А бумаг-то, бумаг! Драные молочные пакеты, обёртки от печенья и промасленные кульки, мокрые, заплесневелые бланки, рваные листки из альбомов. А пробок сколько! Железные, деревянные, пластмассовые! И бутылки, и битое стекло… Наверное, все тридцать лет, что лагерь стоит, сюда мусор сваливали, и не убирал никто.