Ромку посадили на крышу пожарной машины. Пожарные стали в почетный караул, подняв брандспойты на плечо. Процессия двинулась по улице Ермушкиной. Вдоль домов стояли люди. Поперек улицы уже висел транспарант:
«Слава борцу с огнем Роману Линейкину!»
Маленькие девочки в белых передничках подбегали на ходу к пожарной машине и подносили Линейкину букеты цветов. Ромка набирал букетов все больше и больше. Скоро уже не в силах был держать их. И тут он почему-то почувствовал, что у него замерзли ноги. Он нагнулся, чтобы посмотреть на них, и… проснулся.
Обеими руками он обнимал одеяло. На улице светало. На соседнем пятиэтажном доме, который недавно построили, были подтеки ржавчины с крыши, но никаких следов дыма и огня. Через улицу был перевешен совсем другой лозунг, никакого отношения непосредственно к Линейкину не имеющий.
Линейкин долго ворочался, засыпал и просыпался снова, пока наконец не пришел в себя. Ленивые его мозги еще никогда не были так перегружены мыслями. Калошам, замечательным, прыгающим калошам, о которых и не мечтал даже какой-нибудь отличник, Линейкин пока что не мог найти применения, сколько ни думал. Что же делать? И зачем человеку снятся сны? Только для расстройства.
Он отправился в школу.
— Калоши надеть не забыл? — как всегда спросила мама.
— Не забыл! Не забыл! — крикнул Ромка.
Удивилась мама, услышав столь бодрый голос. Даже не вышла в коридор проверить, не врет ли Ромка. Вот что значит удачно выбрать сыну подарок! Ох, дети, дети… Все любят пофорсить в обновке. И она стала убирать со стола посуду.
А Линейкин и вправду первый раз в жизни надевал калоши с удовольствием. В голове его рождались самые невероятные планы, один смелей другого. Пожар — это ерунда. Всю жизнь просидеть на пожарной каланче — мало радости. А что, если отправиться в калошах в кругосветное путешествие. Он прыгает, обгоняя поезда, над землей и в каждом городе и каждой деревне его встречают толпы радостных людей. И все говорят речи. И все кричат «ура». И газеты пишут только об одном Линейкине-сыне, больше ни о чем.
Впрочем, кругосветное путешествие лучше отложить до следующего лета. Еще не ясно, как прыгать через океаны. И потом сейчас уже холодно. Еще попадешь где-нибудь в шторм — бр-рр!..
По дороге в школу Ромка остановился. На глаза ему попалась афиша на заборе, и тут он понял, что в школу идти вовсе ни к чему.
Случай одиннадцатый. Алле́!
В одном углу афиши висел человек на трапеции, держась за нее руками, в другом — ногами. Между ними летел клоун в шляпе, с тросточкой и чемоданом.
«Сегодня и ежедневно
АКРОБАТЫ ПОД КУПОЛОМ БРАТЬЯ КАРАМОРЗЕ»
От радости Ромка подпрыгнул. Но забыл нажать рычажки на калошах, и прыжок получился не очень чтобы очень. Ромка вытащил из сумки кусок мела и, бросив сумку на землю, приписал чуть пониже афиши:
И ЛИНЕЙКИН-СЫН
Получилось совсем недурно, хотя и криво.
Ромка еще раз вгляделся в афишу, и она ему понравилась больше прежнего. В школу идти не имело никакого смысла. Со вчерашнего дня он прирожденный акробат под куполом. Это же ясно!
Мимо прогрохотал трамвай номер первый, единственный в городе. На нем было написано: «Калошная фабрика — улица Ермушкиной — Госцирк». Подхватив с земли сумку, Ромка пробежался и догнал трамвай, едва он тронулся с остановки. Из трамвая Линейкин помахал девчонкам, которые торопились в школу. Староста Света Макарова шла впереди, размахивая портфелем, но замерла, когда увидела Ромку в трамвае. Она сделала огромные глаза и строго погрозила Линейкину. Потом Ромка увидел Аленку и приложил палец к губам. Молчи, дескать. И укатил.
Цирк был закрыт. Линейкин обошел его вокруг. Над черным входом висел смрадный запах. Пахло зверями, гнилыми яблоками и еще чем-то. Ромка потоптался и вслед за солидным заспанным дядей в роскошном клетчатом пальто шагнул в дверь.
— Доброе утро. Как спалось? — раскланялся швейцар.
Это относилось явно не к Линейкину.
— А тебе что, мальчик?..
Вот это ему.
— Я… мне Караморзе…
— Прямо. Они с девяти на манеже.
Пропустили! Без всяких.
Косясь по сторонам, Ромка шел по проходу.
— Па-сторонись!..
Едва Ромка успел отскочить, как два парня провезли тележку с бочкой. Впрочем, это была не бочка, а свернутый в рулон ковер.
— Здр-равствуйте! Добр-рый веч-чер! — сказал Ромке кто-то сверху.
Читать дальше