Владислав Крапивин: Серебристое дерево с поющим котом

Слово взял студент-пятикурсник Женя Красавцев из секции “Знатоки”. В прошлом году он получил у профес­сора “незачет”, но теперь у него уже не учился. Поэтому сказал вежливо и мстительно:

– Мне кажется, коллега Телега… э, простите, коллега Телега несколько поторопился вынести на суд уважаемых слушателей своё творение. Всякий литературный труд мож­но оценивать, когда он завершен. А пока мы видим лишь попытку завязать традиционный сюжет, не выходящий, на мой взгляд, за рамки любительского уровня…

– Но с другой стороны… – возгласила Анна Эдуардов­на Кнопп.

И затем высказывания посыпались без перерыва. Кто-то хвалил профессора. Кто-то поддерживал студента Красавцева. Кто-то с ними спорил. Несмотря на солидность собра­ния, в споре начал ощущаться накал. Настолько, что пред­седатель – лысый, с седыми буклями, Климентий Олегович Мумин-Ковальский, бывший заведующий городским загсом, а ныне заслуженный пенсионер, – постучал о стол своей курительной трубкой (разумеется, незажжённой).

– Коллеги, коллеги! Мы же не на съезде депутатов. В любом случае следует сохранять выдержку и уважать разные мнения. Их, кстати, высказано достаточно. Почему бы нам не послушать наконец уважаемого вице-президента?

И наступило почтительное молчание,

Вице-президент был главным. И все понимали, что его слово – решающее.

Конечно, имелся в “Рагале” и президент. Но он был почетным, потому что жил в столице. Это известный автор космических романов Никодим Лопушанцев. По причине большой занятости появлялся он в клубе нечасто. Всеми де­лами клуба заправлял общественный директор Ким Льво­вич Пограничный, подполковник в отставке. Но он ведал именно делами: хозяйством, библиотекой, собраниями и выступлениями. А в литературной области неоспоримым авторитетом был вице-президент.

Кстати, он и сейчас был “на высоте положения”. Сидел не за столом, а на верхней ступеньке раздвижной лестни­цы, которая стояла у стеллажа с фантастической литерату­рой. Он устроился там с легкостью залётной пичуги и ка­чал покрытой весенним загаром ногой с пятнышками-зе­лёнками и расчёсами укушенных супер-кулексами мест. На ноге свободно болтался и грозил упасть зашнурованный лишь до половины растоптанный кед. Значок Автора у ви­це-президента был приколот не к строгому пиджаку, а к жёлто-зелёной клетчатой рубашке с подвёрнутыми рукава­ми. Внизу у лестницы валялся потёртый, явно не академи­ческого вида, портфель. Чтобы успеть к началу заседания, вице-президент отпросился с последнего урока и появился в клубе запыхавшийся и встрёпанный. Эта встрёпанность до сих пор сохранялась в его соломенной прическе… Короче говоря, вице-президент внешностью своей весьма отличался от коллег.

Было вице-президенту одиннадцать лет, и он справед­ливо полагал, что истинный талант всегда должен оставать­ся самим собой – и внутри, и снаружи.

А то, что пятиклассник Сеня Персиков – талант, было установлено давно и не подлежало сомнению.

Дело вот в чём. Рассказы и повести всех, даже самых известных Авторов “Рагала” начинались примерно так: “Звездолёт “Тайфун” (или “Радуга”, или “Циклон”, или “303-Х-Эталон-бенц” и т. д.) после долгого перелёта опу­стился на незнакомую планету. “Роботы взяли пробу, – сказал командир. – Здешний воздух годен для дыхания. Выходим, друзья…” Далее речь шла о контакте с местными обитателями. Конец мог быть хороший или трагический, но так или иначе торжествовала идея космического братства, единства гуманных ценностей и любви ко всему живому. И ничего плохого тут, конечно, не было, только очень уж… как-то одно и то же. Сами Авторы признавали это со стыд­ливой самокритичностью.

На фоне общего “рагальского” творчества рассказы ви­це-президента производили ошарашивающий эффект. Вот, например, начало одного:

“Тихий шестилунный вечер лёг на планету Каррамба-Нуэрва. Ласково мерцали обсидиановые площади Кренкас-саты. Профессор Оо Утри Кауп устало влетел к себе домой, на четырнадцатый этаж уютного жилого дупла в стволе ты­сячелетнего белого кочебапа. Двенадцать хвостов он сразу отстегнул и положил в холодильник, чтобы хранившаяся в них мудрость не растаяла до завтрашнего утра. Тринадца­тый хвост, с разумом домашнего уровня, профессор оставил на себе. Это необходимо было, чтобы разобраться с млад­шим сыном по поводу его школьных дел.

Младший сын, Оо Каврунги по прозвищу Зелёная Пуба, ходил во второй класс, и у него было всего два хвоста, при­чем оба коротенькие. И тем не менее на всякие фокусы ума у негодника хватало. А вот на учёбу…