Лене Каабербол - Опасное наследство

– А вы отыскали торгаша? – стремительно сорвалось у меня с языка, лишь только я увидела желтые и алые полосы, окаймлявшие его плащ.

Он было хотел не обратить на меня внимание, но вовремя опомнился.

– Нет, мадемуазель. – Учтиво произнес он. – Он по-прежнему на воле. Возможно, он в бегах в Низовье. Нет, к сожалению, у нас новая беда. Ежели Пробуждающая Совесть будет так любезна…

У матушки побелели губы. Ей так тяжко пришлось в последнее время, что она почти две недели вынуждена была принимать капли валерианы, чтобы успокоиться хотя бы ночью.

– Быстро же вы, – горько сказала я. – Неужто в вашем клане так много злодеев?

– Дина! – резко и отрезвляюще одернула меня матушка, и я искренне раскаялась в сказанном, лишь только слова сорвались с губ. Вообще-то, жители Высокогорья – Лакланы – горячие головы и могут вспылить, когда кто-либо заденет честь их клана. Но этот человек с цветами Лакланов на плаще только усмехнулся:

– Говорят, беда редко приходит одна! Но на сей раз, к счастью, все не так уж и серьезно… Речь идет лишь о нескольких исчезнувших овцах.

Пожалуй, это звучало не так ужасно, как торговля детьми. Плечи матушки распрямились. Но вид у нее был по-прежнему усталый.

– Матушка… – выговорила я, почти не в силах вынести то, что она такая бледная, огорченная и усталая. – Не сделать ли это мне? Если дело лишь в нескольких овцах…

С тем, кого подозревали в краже овец, я, пожалуй, могла бы справиться, хотя и ходила в ученицах матушки всего полгода.

Лаклан открыл было и снова закрыл рот. Ему явно не хотелось сопровождать одиннадцатилетнюю дочь Пробуждающей Совесть. Матушка заметила это, и легкая улыбка заиграла у нее на губах.

– Мы можем поехать вместе – ты и я, Дина! Так что я буду там, если понадоблюсь тебе. Роза, хочешь взять с собой Мелли в гости к Мауди? Она будет рада видеть тебя! Она так горда теми последними ложками, что ты вырезала для нее. Вырежи ей еще две, она, пожалуй, отдаст тебе одного из щенков, к которым ты так давно присматривалась.

Роза едва заметно и чуточку смущенно улыбнулась. Она так и не привыкла к похвале, к тому, что кто-то ценит ее.

– А что скажет Страшила, когда я вернусь с таким мелким песиком? – спросила она.

– Страшила – разумный старый пес, – ответила мама. – Он знает, что надо быть снисходительным к щенкам.

Я же не могла избавиться от мысли: уж не имела ли в виду матушка человеческих детенышей…

У нее был только один мерин – Кречет, что достался нам от Маудди Кенси после того, как в прошлом году мы потеряли нашего коня Белопятнышко в Дунарке. Матушка спросила Дебби-Травницу, не одолжит ли она нам своего маленького норовистого серого пони. Та согласилась от всей души. Но тут возникло новое препятствие. Каллана, что всегда, словно телохранитель, сопровождал маму в ее поездках, нельзя было найти, а его старая мать не знала, где он.

– Я готов уберечь Мадаму, – предложил человек из рода Лакланов. – А потом провожу ее с дочерью домой.

Матушка на какой-то миг заколебалась, а потом кивнула:

– Роза, скажи Мауди, что мы поехали с Ивайном Лакланом на Хебрахскую мельницу, а вечером будем дома.

Наконец мы смогли тронуться в путь на северо-восток, к Хебрахской мельнице, к человеку, который, возможно, украл у своего соседа трех овец.

Всю ночь лил дождь, но теперь почти по-летнему жарко светило солнце. Когда мы подъезжали к маленькой березовой рощице у подножия Овечьего холма, Ивайн услужливо отводил мокрые ветки в сторону, чтобы мы с матушкой могли проехать не забрызгавшись.

Вообще-то, он был необычайно учтив, обладал прекрасными манерами, вел себя вовсе непривычно для меня. Ну, к примеру, Каллан Кенси считал бы, что мы сами справимся и, согнувшись, нырнем вниз, чтоб нас не настигла мокрая от дождя ветка. Зато он поскакал бы вперед и поднялся бы вверх по ближайшему склону удостовериться, не подстерегают ли нас там какие-нибудь недруги.

– Он просто жутко благородный, – прошептала я маме.

Я же никогда прежде не встречала никого из мужей Высокогорья, кто сбривал бы большую часть бороды, оставляя лишь маленький красивый треугольничек, такой, словно человек сам провел себе по подбородку пальцем в угольной пыли.

– А как он говорит! – Матушка улыбнулась:

– Ты еще узнаешь, что высокогорцы не такие уж дикари и говорят по-человечески, а не рычат по-звериному.

– А вот Каллан больше молчит, – пробормотала я.

– Да, он не мастер говорить… – сказала она. Но все равно улыбнулась, потому что, когда нужно, Каллан мог быть настоящим высокогорцем.