Лене Каабербол - Опасное наследство

– А где был, Давин? – спросила громогласно Мелли.

– Не дома, – кисло ответил я.

Матушка ничего не сказала. Дина тоже ничего не сказала. Тишина в целом была оглушающей.

Я подул на мой суп и постарался даже случайно не поглядеть одной из них в глаза.

На следующее утро, до завтрака, Давин снова исчез. Да, не так уж много довелось мне поесть. Я так злилась на своего брата, что мне кусок в горло не лез. Я просто не понимала, как мог он дойти до такой низости, чтобы вести себя подобным образом, да еще теперь, когда матушка бродила повсюду, словно тень самой себя, после той истории с человеком, что торговал детьми. Разве мало было ей отчего тревожиться?

– Ешь-ка свою кашу, Дина, – рассеянно сказала мама, ставя миску, прикрытую кухонным полотенцем, возле места, где сидел Давин.

– Не хочу, я не голодна, – пробормотала я, глядя вниз на столешницу.

– Скажи мне, разве с кашей что-то неладно?

Я покачала головой:

– Дело не в каше, я только не…

– Ну тогда съешь ее. Или скорми курам, мне все равно!

Роза удивленно подняла глаза. Ведь матушка так редко повышала голос из-за пустяков. А у меня слезы набежали на глаза, потому как все это было по моей вине. Быстро поднявшись, я вышла из дому и сделала точь-в-точь, как она сказала.

Куры, кудахтая, топтались, тесня друг дружку, топтались у меня на ногах, желая урвать как можно больше нежданного лакомства, а утреннее солнце, играя, золотило их спины. Куры, которые достались нам в здешних горах, все как одна были куда крупнее тех, что водились у нас в Березках. А были здешние великолепного рыже-коричневого цвета, почти медного. Так выглядели явно куры жителей Высокогорья, во всяком случае, все наши, будто две капли воды, походили на соседских кур.

Я услыхала, как хлопнула половинка двери, и подумала, что это Роза. Но то была матушка. Не произнеся ни слова, она обняла меня сзади и приложилась щекой к моим волосам… Так мы и постояли немножко, глядя на кур, что клевали остатки каши и дрались за них, нападая друг на друга.

– Ну вот и хорошо, что им по вкусу мой корм, – сказала матушка, но это была шутка. Она хотела, чтобы я улыбнулась.

– Давин – глупый! – пылко воскликнула я. – Почему он стал таким глупым?

– Вовсе он не глуп, – ответила, вздохнув, матушка, так что я ощутила у себя на шее ее дыхание. – Он просто хочет быть взрослым, хотя он еще не совсем вырос. Пожалуй, лучше нам оставить его в покое.

Последнее, что мне хотелось бы дать ему, – это покой. Скорее – добрый пинок…

– Он больше никогда не смотрит на меня, матушка, – произнесла я и тут же внезапно, сама того не желая и не в силах остановиться, заплакала. Ведь если на всем свете только четыре человека смеют смотреть тебе в глаза, невыносимо тяжко потерять одного из них.

– О-о, малышка, сокровище мое! – пробормотала матушка, еще крепче обнимая меня. – Малышка, сокровище мое, ты должна простить меня, я этого не заметила. Я так была занята тем, что он больше не смотрит на меня.

– Не должно ему так поступать, – фыркнула я. – Почему он так от нас отходит?

Прошло некоторое время, прежде чем матушка ответила.

– Ведать не ведаю, что с ним, – сказала она. – Однако же Давин… Пока он был всего-навсего мальчонкой, с этим он справлялся неплохо. И вот он мужает и, по мне, не очень понимает, что это значит. А мы с тобой в этом ему не помощники. Но когда он поймет, он снова к нам вернется.

– Ты уверена?.. – Мой голос дрожал и звучал почти так же тоненько, как у Мелли. – А что, если он этого не сделает?

Я знавала немногих мужчин, что посмели бы глянуть в глаза Пробуждающей Совесть. Нико пытался было, но ему стало от этого худо, ведь он знал за собой столько грехов, что и не счесть. Одному Дракану все как с гуся вода. В нем-то совести не больше, чем у животного.

– Уверена, – ответила матушка. – Ежели наш Давин никогда не станет мужем и не сможет взглянуть нам в глаза… Значит, мы дурно его воспитали, не правда ли?

И на этот раз она задала вопрос намеренно, чтоб я улыбнулась. Но я так и не смогла… В тот же миг Страшила, наш серый огромный пес, предостерегающе залаял:

– Грау! Гр-ра!

Мама, разжав объятия, отпустила меня.

– Беги в дом и вытри слезы, сокровище мое! – велела она. – К нам гости!

То был один из Лакланов – статный, темноволосый господин с изящными манерами. Красиво одетый и, похоже, опоясанный серебряной цепью, а на плечи наброшен шерстяной плащ с каймой в цветах клана.