Дмитрий Емец - Таня Гроттер и колодец Посейдона

Шурасик виновато почесал щеку. Он был в смятении. «Туалетная вода дрянь!» – подумал он.

– Склепова, а Склепова! Зачем ты вообще устроила это свидание? Ты же знаешь, я зануда, – спросил он жалобно.

Гробыня зевнула.

– Да вы все, мужики, зануды, куда ни кинь… Думаешь, Гломов не зануда? Зациклился на спорте: бокс, жим, становая тяга. «А он меня… А я его!..» Прям тошнит!.. Зато мириться с Гунечкой просто. Обидишь маленького, а потом бицепс ему пальцем потрогаешь, скажешь «ого-го», он вмиг растает, как Снегурочка на отдыхе в Турции… А Жикин? Самый большой зануда. Ему пока семь раз не скажешь, что он классно выглядит, не успокоится. А скажешь, Жорик мигом утешится, захихикает и, высоко подкидывая коленки, учешет на следующее свидание. Ты, Шурасик, еще терпимый вариант. Можно хотя бы не прислушиваться, что ты говоришь.

– Почему?

– Ну как почему? Ты треплешься всегда в режиме монолога и ответных реплик не требуешь.

– Спасибо. Буду знать, – сухо поблагодарил Шурасик. – А теперь или говори, что тебе надо, или я уйду.

Склепова зевнула и потрогала пальцем нижнюю бронзовую чашу фонтана, с которой как раз сорвалась тяжелая капля. Отражение луны в плоском бассейне дрогнуло.

– Ну и чего ты такой кислый? Просто между нами? Я девочка рассеянная. Я и своих секретов не помню, что уж о твоих говорить, – сказала она мягким и мирным голосом.

Шурасик быстро взглянул на нее. Ему давно надо было выговориться. Со Склеповой же он почему-то не смущался. Они были разные, как рыба и птица. А рыба и птица относятся к секретам друг друга вполне благожелательно. Хотя бы потому, что их не запоминают.

– Поднимаюсь я вчера в хозкомнату… – начал Шурасик. – Нужен был самостиральный таз, чтобы самому с носками не возиться… Захожу, а навстречу мне, из комнаты, незнакомый человек. Лицо все в буграх, на побитую дворнягу похож. Я отодвинулся, пропускаю его, и он, смотрю, отодвинулся. Я ни с места – и он ни с места. Я ж вижу… такой два часа стоять будет, но первый не пройдет. Я ему ручкой, и он мне ручкой… «Ах ты, думаю, кисляй!» Шагаю к дверям, и он мне в ту же секунду навстречу… Веришь?

– Я знаю эту комнату. Там зеркало дурацкое… Ну отодвинул бы! – посоветовала Склепова.

Шурасик подался вперед.

– Ты знаешь про зеркало? Но неужели я и правда… на собаку побитую? А, ну и черт с ним!..

Склепова покровительственно похлопала его по плечу.

– Да ладно тебе, Шурасик! Бывают моменты, когда сталкиваешься с собой как с посторонним, с незнакомым. Эти-то минуты самые честные и есть… Думаешь, я сама себе сильно нравлюсь? Да ничего подобного! Один глаз у меня больше другого, лицо асимметричное. Ты разве не замечал никогда? Волосы не блеск. Нижние зубы кривовато растут, наползают друг на дружку… Надо было пластинку носить, но мы же девочки гордые!

– Ты серьезно? – почти с мистическим испугом спросил Шурасик.

– Думаешь, я стреляюсь из-за этой ерунды? Ничуть, я ношу свою внешность так, что все считают меня красавицей. Так-то вот… А Грызианка Припятская, думаешь, красавица? Выставь ее на конкурс красоты с обезьянами – выше третьего места ей сроду не дадут! И что же? У Грызианки есть шарм, а шарм больше красоты!.. Очнись, Шурасик!

Гробыня брызнула в Шурасика застоявшейся водой из фонтана. Он коснулся языком капель. Ощутил вкус тины и ряски. Гробыня продолжала:

– Или Гроттерша, между нами будет сказано. Что она, красавица? Ну волосы у нее хорошие, не спорю. Зубы ничего, но не блеск. Ноги тоже, положим, не отваливаются, хотя, на мой вкус, джинсы могли быть и попрямее. Вот и все ее плюсы. Теперь минусы. Одевается как бомжиха. Нос – чистый интернационал. Ногти на пальцах грызет. Но при всем при том Пуппера завалила, как мамонта. Не хило, да? А все почему? Потому что Таньке плевать, что о ней думают другие. Она абсолютно естественна. Вот и все дела…

Склепова вздохнула, посмотрела на сизые ночные тучи и деловито сказала:

– Ладно, Шурасик, ближе к телу. Дальнейшая философия только после опускания монетки в гадательный аппарат…

Шурасик рассеянно взглянул на нее. Он все еще осмыслял слова Гробыни, пытаясь препарировать все сейчас услышанное с точки зрения логики. Он ощутил вдруг, что Склепова намного мудрее его в человеческих отношениях и глаз у нее куда как зорче. «Моя стихия книги. Мертвые опосредованные знания. В бытовых вещах я разве что на ступеньку опережаю банального дауна», – с грустью подумал Шурасик.

– А? – переспросил он, заметив, что Склепова выжидательно уставилась на него.