Эдуард Веркин: Место Снов

Тратой времени.

Из-за нелюбви к физической активности Зимин имел весьма скудный внешний облик. Он был изрядно сух, хотя и высок, наверное, даже не по годам высок. Таких обычно называют «Скелет» или там «Хилос», «Доход», «Глиста», «Бычий Цепень». А если обнаружится кто-нибудь с особо тонким чувством юмора, то непременно назовет такого задохлика «Бухенвальдский Крепыш».

Из-за нелюбви к физической активности мускульная конституция Зимина была самая незначительная, объем грудной клетки не превышал объема постельной грелки, руки были совсем тонки, как черенки от граблей. И вообще, экстерьером Зимин больше всего напоминал журавля, умирающего от неурожая лягушек. За эту свою хилость Зимин не пользовался особым уважением сверстников, ценивших грубую физическую силу и наличие денежных активов.

Впрочем, сам Зимин сверстников тоже не уважал, считал их личностями примитивными, жалкими и ничтожными, достойными участи мелких воришек или мойщиков автомобильных стекол. Если бы уровень его жизненной энергии был высок, то Зимин наверняка стал бы с ними бороться посредством крысиного яда или толченого стекла. Но он был слишком ленив и равнодушен и бороться не стал. Со сверстниками он просто не общался. Он возвращался домой, запасался сухарями с сыром, колбасой, апельсиновым соком и шел мозолить клаву. До шести часов вечера, потом приходил отец.

– Как дела? – спрашивал отец у Зимина.

– Нормально, – отвечал Зимин и всаживал ракету в очередного воина зла.

Отец еще стоял какое-то время на пороге комнаты, думая, что на это сказать.

Обычно он говорил:

– Слушай, а давай летом на рыбалку сгоняем? По северным рекам?

А иногда:

– Слушай, а давай сходим в кино? Мамку возьмем, кукурузу. В воскресенье, а?

– Конечно, – экранный Зимин вкалывал в предплечье восстановитель жизни. – Сгоняем.

Еще через час приходила мать. Она разогревала в микроволновке котлеты, смазывала их фирменной горчицей и спрашивала Зимина:

– Как дела?

– Нормально, – отвечал Зимин.

– Кушать хочешь?

– Попозже, – говорил Зимин.

По экрану, послушные повелению Зимина, бегали маленькие фигурки солдат с небывалым лазерным оружием. Фигурки стреляли друг в друга и в шипастых чудовищ. Солдаты и чудовища падали на песок, погибали, и из-под них растекались темные лужицы. У солдат лужицы были красноватого оттенка, у чудовищ – зеленого.

Мама тоже задумчиво стояла в дверях, потом спрашивала:

– Свитер тебе понравился?

Это было ее страстью. Она покупала Зимину свитера, кофты, джемперы, толстовки, водолазки и пуловеры. Зимин терпеть не мог всю эту продукцию, но всякой покупке радовался неподдельно, потому что, если он не радовался, мать обижалась, звала отца с отверткой, и Зимин лишался компьютера на два дня.

– Конечно, ма, – говорил Зимин. – Свитер супер, я давно такой хотел. Спасибо!

Мать была счастлива.

А еще она покупала Зимину мягкие игрушки.

Мишек Тедди, голубых дельфинов, глупого вида обезьян, нестрашных крокодилов. Зимин подозревал, что игрушки эти любила сама мать, просто признаться стеснялась. Видимо, в детстве ей очень не хватало таких игрушек, но возможности их иметь у нее не было, и потому все свои юные годы мать совершенствовалась в изготовлении горчицы.

Теперь мать отыгрывалась на Зимине.

Зимин терпел. Он восхищался мягкими игрушками еще больше, чем свитерами, и ставил их на отдельную полку в своей комнате. Мать переставляла их в разном порядке каждый день и собирала с них пыль пылесосом. Этот процесс делал ее счастливой еще больше, жизнь продолжалась.

Жизнь продолжалась.

А потом возле гаражей по улице Промышленной Индустрии Зимин встретил недозащекоченного маньяком Ляжку.

И Ляжка зашипел:

– Зима, иди сюда! Иди, не пожалеешь!

Но Зимин пожалел.

Очнулся Зимин от неприятной жары. Совершенно непонятно почему палило солнце, оно сконцентрировалось на носе Зимина и, видимо, вознамерилось его, нос, напрочь испепелить. Зимин не стал открывать глаза, он простер руку и пощупал нос. Нос болел и, кажется, распух. Чуть ли не до размеров кулака.

Тогда Зимин взял и все-таки открыл глаза.

Высоко в небе ползло что-то треугольное, похожее на перекрашенный в черный цвет бомбардировщик «В-52». Зимин попробовал сфокусировать на нем зрение, но зрение не сфокусировалось.

Тогда Зимин сел. Вокруг была пустыня.

– Бадамс! – сказал Зимин с внезапным красноречием. – Пурген мне в глаз, если я не водолаз, Каракумы какие-то…