Джоанн Роулинг: Гарри Поттер и Волшебный камень

Альбус Думбльдор, по всей видимости, не осознавал, что его появление на Бирючиновой аллее вряд ли может приветствоваться здешними обитателями. Он озадаченно рылся в складках мантии. Но все же почувствовал, что за ним наблюдают, и взглянул на кошку, по-прежнему смотревшую с другого конца улицы. Непонятно, почему, но вид кошки позабавил его. Он хмыкнул и сказал: «Мне следовало догадаться».

Он наконец нашел во внутреннем кармане то, что искал. Это оказалось что-то вроде серебряной зажигалки. Он зажег огонь, подождал немного и защелкнул зажигалку. Ближайший уличный фонарь потух с легким лопающимся звуком. Он снова щелкнул — и следующий фонарь, поморгав, погас. Двенадцать раз щелкала Выключалка, до тех пор, пока на всей улице не осталось только два далеких огонька — это светились в темноте кошкины глаза. Даже остроглазая миссис Дурслей, выгляни она в этот момент на улицу, и то не смогла бы ничего увидеть. Думбльдор бросил Выключалку обратно в карман мантии и зашагал по улице к дому № 4. Подойдя, он уселся на каменную ограду рядом с кошкой. Ни разу не взглянув в ее сторону, он вскоре заговорил с ней.

— Забавно встретить вас здесь, профессор МакГонаголл.

Он повернул голову, рассчитывая улыбнуться полосатой кошке, но той больше не было. Пришлось улыбнуться женщине довольно свирепого вида, в квадратных очках той же самой формы, что и отметины вокруг кошкиных глаз. Женщина тоже была облачена в мантию, изумрудного цвета. Ее черные волосы были собраны в строгий пучок. И она определенно была чем-то встревожена.

— Откуда вы узнали, что это я? — спросила она.

— Моя дорогая, я ни разу не видел, чтобы кошки так застывали на одном месте.

— Застынешь, если просидишь весь день на холодном кирпиче, — ворчливо сказала профессор МакГонаголл.

— Весь день? Вы что, не стали праздновать? По дороге сюда я видел по меньшей мере десяток пиршеств.

Профессор МакГонаголл сердито фыркнула.

— О, разумеется, все празднуют, — бросила она недовольно. — Казалось бы, можно ожидать большей осторожности, но нет — даже муглы заметили, что что-то происходит. Это было у них в новостях. — Она кивнула головой в сторону темных окон гостиной дома Дурслеев. — Я слышала. Стаи сов, метеоритный дождь… А что вы хотели, они же не полные идиоты. Они не могли не заметить. Метеоритный дождь в Кенте! Голову даю на отсечение, это работа Дедала Диггла. Такой сумасброд!

— Вы не должны сердиться, — мягко укорил Думбльдор. — За последние одиннадцать лет нам редко приходилось радоваться.

— Я знаю, — раздраженно сказала профессор МакГонаголл. — Но это еще не значит, что нужно сходить с ума. Все попросту потеряли бдительность! Подумать только, разгуливать среди бела дня по улицам, даже не потрудившись одеться как муглы! Ведь пойдут слухи!

Она бросила пронзительный взгляд на Думбльдора, словно ожидая возражений, но он ничего не сказал, и тогда она продолжила:

— Лучше не придумаешь — в тот самый день, когда Сами-Знаете-Кто наконец-то сгинул, муглы узнают о нашем существовании. Полагаю, он и правда сгинул, как вы считаете, Думбльдор?

— Очень на то похоже, — ответил Думбльдор. — Нам есть за что быть благодарными. Хотите лимонный леденец?

— Что?

— Лимонный леденец. Это такая мугловая конфетка, мне они очень нравятся.

— Нет, спасибо, — изрекла профессор МакГонаголл неодобрительно, как бы показывая, что сейчас не время для лимонных леденцов. — Как я уже сказала, несмотря на то, что Сами-Знаете-Кто сгинул…

— Моя дорогая профессор, я уверен, что такая разумная дама как вы может себе позволить называть его по имени. Вся эта чушь, «Сами-Знаете-Кто»… Одиннадцать лет я пытаюсь заставить людей называть его настоящим именем: Вольдеморт.

Профессор МакГонаголл вздрогнула, но Думбльдор, который в это время отлеплял от леденца обертку, ничего не заметил.

— Все только сильнее запутывается, когда мы называем его «Сами-Знаете-Кто». Я не вижу никаких причин, почему бы мы не могли произносить имя Вольдеморта.

— Понимаю, — профессор МакГонаголл одновременно и ужасалась, и восхищалась смелостью Думбльдора, — но вы отличаетесь от остальных. Всем известно, что вы единственный, кого Сами-Знаете… ну хорошо, Вольдеморт, боится.

— Вы мне льстите, — спокойно сказал Думбльдор, — у Вольдеморта есть такие возможности, которых у меня никогда не будет.

— Только потому, что вы слишком — ммм — благородны, чтобы ими воспользоваться.

— Как хорошо, что сейчас темно. Я не краснел так с тех пор, как услышал от мадам Помфри, что ей нравятся мои новые пинетки.