Анатолий Мошковский: Семь дней чудес

– Еще останется! И ты ведь никогда не рисуешь.

– А если вдруг захочу?

Боря замолчал. Ведь совсем немножко было надо…

У Глеба еще была уйма «конструкторов», три, фотоаппарата новейших систем и в больших зеленых альбомах лучшая в школе коллекция марок английских и французских колоний; и еще был у него маленький, но очень сильный телескоп, и однажды вечером он направил его на Луну и разрешил Боре посмотреть в окуляр. И Боря увидел совсем рядом темные пятна лунных морей, пики гор и хребты…

– Ой! – крикнул вдруг Боря и подпрыгнул от изумления. – Там космический корабль! Прилунился!

– Муха села на линзу. Сгони, – сказал Глеб и громко зевнул.

И оказался прав. Боря прогнал муху и стал бродить глазами по Луне, потом перебросился на звезды, а рядом с ним нетерпеливо сопел Глеб.

– Посмотрел, и хватит, – сказал он минуты через три и стал закрывать особыми крышечками оба края трубы. – Хватит пылиться оптике… Луна – пустяки! Посмотрел бы ты на Марс…

– Он тоже виден? И каналы? И полюсы?

– Запросто. Скоро, между прочим, великое противостояние, отлично будет виден.

– Глебочка, хороший… Будь другом, покажи!

– Там досмотрим… Я тебе позвоню тогда.

– Ну спасибо, Только не забудь! Не забудешь?

– Нет. Ну хватит на сегодня, укатывай.

И Боря ушел, а мог бы до ночи проторчать у Глеба. Потом Боря каждый день спрашивал у него в школе: «Скоро позвонишь?» – «Скоро…» И Боря целый месяц подбегал на каждый звонок к телефону, даже с мылом на лице. И однажды Глеб бросил в трубку: «Приходи». И Боря понесся как угорелый к нему, чтобы увидеть этот самый знаменитый красноватый Марс, планету бога войны. Позвонил в дверь, а мама его очень вежливо сказала: «А Глеб только что ушел с папой в гости…» Боря опешил: «А как же Марс? Он ведь сам позвал!» – «Глебик у нас забывчивый… Успокойся, есть от чего расстраиваться!..» – И закрыла дверь.

Несколько дней Боря не смотрел на Глеба в классе, потом снова потянуло к нему. И Глеб опять с большой охотой рассказывал про свои марки и даже подарил несколько штук, правда с оторванными уголками и дырочками. А потом Глеб выменял лодку, и Боря один остался верен ему и снова зачастил в их дом. Но чего ни делал Боря, как ни смотрел в глаза Глебу, тот не показал лодку. Ни разу. А когда Боря неосторожно заикнулся: не обменяет ли он лодку на всю его боевую технику, Глеб засмеялся:

– И тебя в придачу не возьму!

– Но ты ведь ее не пускаешь! – в отчаянии крикнул Боря. – Не нужна она тебе!

– А ты откуда знаешь? – Глеб в упор посмотрел на него своими узкими глазами, и Боря словно впервые увидел, какой он сильный и, толстый. И отступил.

– Я… Я думал… Мне казалось… Я хотел…

– Договоримся, – прервал его Глеб, – чтоб о лодке больше ни слова.

«Почему?» – хотел было спросить Боря, но побоялся.

Да, один Боря не поссорился с ним, а надо было! Он один не называл его Попкой-дураком, а надо было! Он бегал к нему домой, рассказывал, что задали на дом, если тот болел, стойко сносил презрение класса, даже заступался за пего перед ребятами, а Глебу… Глебу на все наплевать!

Боря едва дотерпел до конца урока. Он старался не пялить глаза на Вовину парту. Он искоса поглядывал в сторону Глеба – не увидел ли он эту коробку? Чего доброго, опять выменяет на что-нибудь, а потом и не покажет!

Этого нельзя допустить. Этому надо помешать.

Но как?

Одно знал Боря: действовать надо осторожно.

Рядом с Вовой сидела та самая Наташка, из-за которой он теперь не пойдет в аэропорт. Она была худая и носатая, с челочкой на лбу и громадными зелеными глазищами. Она и раньше, до случая с лодкой, всегда вертелась возле Бори, а теперь еще больше, и давала советы, что он должен делать и чего не должен, вздыхала, когда он получал двойки, и прямо как бешеная набрасывалась на ребят, если они задевали Борю… Кто ее просил? Она чуть не каждую неделю звонила ему и предлагала новую книжку.

Что ей надо от него? А неделю назад…Это просто ужасно, что случилось неделю назад! Было собрание, и она кричала, что Борю надо включить в сборную: он любого обгонит в школе и только стесняется выставлять свои способности. Девчонки хихикали, мальчишки иронически молчали. Боря закрывал от ужаса глаза и был бы рад провалиться вместе с партой сквозь пол. А она все разорялась, все кричала про него. И ее слушали! Ее всегда почему-то слушал класс, какую бы ахинею ни несла! И когда вышла Марья Васильевна, как-то получилось так, что он вскочил с места, и съездил Наташку по щеке – даже рука заныла, – и бросился бегом из класса.