Патрик Несс: Голос монстра [litres]

– Это же просто кошмарный сон, – сказал Конор, тяжело дыша. – Это неправда.

– Правда, – сказал монстр. – И ты сам это знаешь. Ты ее отпустил.

– Она сама упала, – сказал Конор. – Я не мог ее больше удерживать. Она так потяжелела.

– Поэтому ты ее отпустил.

– Она сама упала! – почти в отчаянии воскликнул Конор срывающимся голосом. Грязное пепельное облако, в котором исчезла мама Конора, вновь повисло над обрывом, от него клубами шел дым, который Конор неизбежно вдыхал. Дым, будто воздух, ворвался в его рот и нос, наполнил его собой, начал душить. Даже каждый вдох давался с трудом.

– Ты ее отпустил , – сказал монстр.

– Не отпускал! – закричал Конор надломленным голосом. – Она сама упала!

– Ты должен сказать правду – иначе ты никогда не выберешься из этого кошмара , – сказал монстр, опасно нависая над Конором, и голос его звучал как никогда пугающе. – Ты останешься здесь в одиночестве до конца жизни .

– Пожалуйста, забери меня отсюда! – завопил Конор, пытаясь отойти назад. Он вскрикнул от страха, когда увидел, что черные путы кошмара сковали ему ноги. Эти черные щупальца повалили его наземь и начали обвивать и руки тоже.

– Помоги мне!

– Говори правду! – велел монстр твердым и пугающим голосом. – Говори правду или оставайся здесь навечно .

– Какую правду? – вскричал Конор, отчаянно пытаясь справиться с щупальцами. – Я не знаю, о чем ты!

Внезапно из темноты выплыла голова монстра и застыла в нескольких дюймах от лица Конора.

– Знаешь, – сказал монстр низким, грозным голосом.

И вдруг повисла неожиданная тишина.

…

Конор и в самом деле знал.

Всегда знал.

Знал правду.

Настоящую правду. Правду из ночного кошмара.

– Нет, – тихо сказал он, когда черные путы закрутились вокруг его шеи. – Нет, не могу.

– Должен.

– Не могу, – повторил Конор.

– Можешь, – сказал монстр, и Конор уловил перемену в его голосе. Там появилась какая-то новая нотка.

Нотка доброты.

Глаза Конора наполнились слезами. Слезы потекли по его щекам, и он был не в силах их остановить – он даже вытереть их не мог, потому что щупальца кошмара облепили его, практически обездвижили.

– Прошу, не заставляй… – произнес Конор, – не заставляй меня это говорить.

– Ты ее отпустил , – сказал монстр.

Конор замотал головой.

– Пожалуйста…

– Ты ее отпустил , – повторил монстр.

Конор крепко зажмурился.

А потом кивнул.

– Ты мог бы удерживать ее и дальше , – сказал монстр, – но ты позволил ей упасть. Ты ослабил хватку и отдал ее кошмару .

Конор вновь кивнул с перекошенным от боли и слез лицом.

– Ты хотел, чтобы она упала.

– Нет, – сказал Конор, глотая слезы.

– Ты хотел, чтобы она ушла.

– Нет!

– Ты должен сказать правду, и прямосейчас, Конор О’Мэлли. Скажи. Ты должен .

Конор снова замотал головой, крепко сжав челюсти; он чувствовал жар в груди – будто бы кто-то развел в ней костер, будто в нем горело маленькое солнце, которое сжигало его изнутри.

– Я умру, если скажу это, – задыхаясь, с трудом произнес он.

– Ты умрешь, если не скажешь , – произнес монстр. – Ты должен сказать .

– Не могу.

– Ты ее отпустил. Почему?

Теперь мрак начал закрывать Конору глаза, он заткнул ему нос и забил рот. Конор тщетно пытался схватить ртом воздух. Мрак душил его. Мрак убивал его…

– Почему, Конор? – строго спросил монстр. – Скажи мне, ПОЧЕМУ. Пока еще не слишком поздно!

Огонь в груди Конора неожиданно вспыхнул, разгорелся, словно хотел съесть его живьем. Да, он знал, какой была правда. В горле зародился стон, стон, перешедший в плач, а потом в долгий бессловесный вопль – Конор открыл рот, и из него вырвался огонь, вырвался, чтобы пожрать все, осветил темноту, осветил тисовое дерево, поджег его, как и весь остальной мир, опалил за секунду, а Конор все кричал, кричал, кричал от боли и горя.

И наконец сказал те самые слова.

Сказал правду.

Окончил четвертую историю.

– Потому что невыносимо! – выкрикнул он, а огонь вокруг все бушевал. – Невыносимо знать, что она умрет. Я хочу, чтобы все прекратилось. Хочу, чтобы всему этому пришел конец!

И огонь пожрал весь мир и унес с собой все – и Конора тоже.

Он встретил это пламя с облегчением – в конце концов, это было то самое наказание, которое он заслужил.