Клайв Баркер: Абарат: Дни магии, ночи войны

— Иди же, — сказал ему Тлен. — Тебе есть чем заняться. Найди мне Кэнди Квокенбуш.

— Будет сделано, — ответил Живорез, и ни на секунду не оборачиваясь, поспешил прочь из этой комнаты ужасов, вниз по ступеням Двенадцатой Башни.

— Давай сфотографируемся, — сказала Кэнди Шалопуто. Они шли по улице Тацмагора на острове Смех-До-Упаду, где было Девять Утра. Рынок Тацмагора уже вовсю работал, и среди этой торговой суеты фотограф по имени Гуумат разбил свою импровизированную студию. На паре шестов он повесил грубо размалеванный экран и установил перед ним камеру, массивный прибор на блестящей деревянной треноге. Его помощник, мальчик с такими же, как у отца, пижонскими волосами и полосатой сине-черной кожей держал доску, к которой крепились примеры фотографий Гуумата Старшего.

— Хочешь, чтобы тебя сфотографировал великий Гуумат? — спросил юноша у Шалопуто. — Он сделает так, что ты будешь отлично выглядеть.

Шалопуто ухмыльнулся:

— И сколько?

— Два патерзема, — сказал отец, мягко отстраняя своего отпрыска, чтобы поговорить с клиентами.

— С нас обоих? — спросила Кэнди.

— Одна фотография, одна цена. Два патерзема.

— Нам это по карману, — сказала Кэнди Шалопуто.

— Может, вы желаете костюмы? Шляпы? — спросил Гуумат, оглядывая их с ног до головы. — Бесплатно.

— Это вежливый намек на то, что мы выглядим, как бродяги, — произнес Шалопуто.

— Мы и есть бродяги, — ответила Кэнди.

Услышав это, Гуумат взглянул на них с подозрением.

— Вы можете заплатить? — спросил он.

— Да, разумеется. — Сунув руку в карман ярких пятнистых брюк, прихваченных плетеным пояском из тростинок биффеля, Кэнди вытащила несколько монет. Покопавшись, она протянула Гуумату два патерзема.

— Отлично! Отлично! — воскликнул он. — Джамджам! Дай юной леди зеркало. Сколько тебе лет?

— Почти шестнадцать, а что?

— Тебе надо носить что-нибудь более женственное. У нас есть очень милые вещицы. Как я уже говорил, бесплатно.

— Нет, спасибо, мне и так хорошо. Я хочу запомнить этот день таким, каким он был на самом деле, — она улыбнулась Шалопуто. — Два путешественника в Тацмагоре, уставшие, но счастливые.

— Получите, что хотите, — ответил Гуумат.

Джамджам протянул ей маленькое зеркало, и Кэнди изучила свое отражение. Конечно, выглядела она не слишком. Пару недель назад ей пришлось очень коротко подстричься, чтобы спрятаться от Живореза среди монахов на Утехе Плоти, но стрижку делали впопыхах, и сейчас ее волосы торчали под самыми разными углами.

— Выглядишь отлично, — сказал Шалопуто.

— Ты тоже. На, посмотрись.

Она дала ему зеркало. Если бы лицо Шалопуто с его темно-оранжевой кожей и веерообразными выростами по бокам увидели друзья Кэнди в Цыптауне, они бы сказали, что оно годится только для Хеллоуина. Но во время путешествия по островам Кэнди полюбила душу, скрывающуюся в этом теле, чувствительную и отважную.

Гуумат поставил их перед камерой.

— Вы должны стоять очень спокойно, — сказал он им. — Если шевельнетесь, снимок будет смазан. Пойду готовить камеру. Через пару минут начнем.

— Почему тебе вдруг захотелось сфотографироваться? — спросил Шалопуто краем рта.

— Просто захотелось. Так я ничего не забуду.

— А то ты собираешься забыть! — сказал Шалопуто.

— Пожалуйста, стойте спокойно, — проговорил Гуумат. — Мне надо навести на резкость.

Кэнди и Шалопуто несколько секунд молчали.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Об Изиле.

— Да. Это уж мы точно не забудем.

— Особенно ее …

— Принцессу Вздох.

Они замолчали без указок Гуумата, вспомнив свою краткую встречу с богиней Полуденного острова Изиль. Кэнди увидела ее первой: бледная, красивая женщина в красном и оранжевом стояла, озаренная теплым светом, и выдыхала живое создание, пурпурного кальмара. Считалось, что именно так возникла большая часть видов Абарата. Их выдохнула Животворительница, которая затем позволила мягкому ветру, веявшему среди деревьев и лоз Изиля, завладеть новорожденным и унести его к морю.