Владислав Крапивин - Дырчатая луна

— Что за вопрос! Я все же доктор наук... — Старик вытащил из брючного кармана блокнот для записи поправок хронометра. В блокнот был вложен плоский фломастер.

— Можно листик? — Лён схватил вырванный лист, разорвал на два, на четыре, на восемь квадратиков. — Дедушка Август, напишите на одном «нет», а на другом «да»!

— Зачем это?

— Мы играем, — сказал Зорко. — У нас получился спор, и судьба должна решить: да или нет? А про что — пока тайна...

Он говорил так живо, будто и правда игра.

— Ну играйте, играйте... Только не забудьте к обеду начистить картошки... А теперь отойдите, не подглядывайте.

— Ладно! — почему-то обрадовался Зорко. — А вы скатайте бумажки в шарики. Лён, идем...

Они отошли на пять шагов, встали к старику спиной. А тот сказал через полминуты:

— Готово.

Два бумажных шарика лежали на стариковой ладони.

— Вот. Кто будет тянуть?

— Нет! Не мы... — Лён схватил шарики. — Тиви-тиви-тиви!..

Хохлатый Тиви тут же оказался рядом. Лен сел на корточки.

— Тиви, смотри, две бумажки! Какую клюнешь? Ну?

Тиви, кажется, ощутил важность момента. Постоял с головкой набок, подумал. Потом нерешительно взял в клюв катышек. И... побежал.

— Эй, стой! — Зорко бросился следом. — Отдай!

Тиви прыгнул на парапет. Дальше случилось непонятное: петушок взлетел, затрепыхался в воздухе, закрякал, будто его подстрелили. Снова прыгнул на площадку и побежал к дремлющему Румпелю, словно искал у него защиты. Но тот не увидел никакого врага. Добродушно замахал хвостом.

— Что это с птицей? — удивился старик.

— Бумажку уронил! Теперь не найти! — чуть не заплакал Зорко.

— Разве это беда? Разверни другую. Если на ней «да», значит, на той было «нет». Или наоборот...

— Ой, правда! Лён... разверни...

— Стойте! Вы меня не дослушали! — Старик Август сжал бумажку в кулаке. — Имейте в виду! Выигравшим считается тот билетик, который вы развернете. А тот, что потерял Тиви, — проиграл. Что упало, то пропало. Такое у этого жребия правило, я его помню с детства.

Лён посмотрел на Зорко: «Согласен?» Тот зажмурился и кивнул.

Лён непослушными пальцами сжал бумажный комок.

Твердыми синими буквами судьба признала свою ошибку: «Да».

День прошел как обычно. Только молчаливее. Зорко сортировал раковины (зачем они ему?). Потом вдруг бросил с обрыва большую раковину «Камин». Лён рассеянно играл с Тиви. Петушок подбирался и норовил клюнуть большую веснушку на запястье. Лён притворялся дремлющим, а потом подскакивал:

— Вот я тебя!

Тиви взъерошенно подлетал и удирал.

Но все это было без веселья, механически.

Забежала ненадолго Динка. Поглядела на Зорко, на Лёна.

— Вы поссорились, что ли?

— Просто на солнце перегрелись, — буркнул Лён.

— А я Ермилку потеряла. Вторые сутки его нет на прудах. Неизвестно, где свищет, обормот такой...

Неужели она думает, что Лён и Зорко вправду верят в мальчишку-невидимку? А может, так заигралась, что сама верит в свою выдумку?

— Чтобы, когда приду снова, оба были веселые! Понятно?

— Так точно, ваше превосходительство, — вздохнул Лён. Завтра не будет здесь ни его, ни Зорко. Оба должны уйти вечером.

Лён ушел первым. Рано еще было, но не хватало уже сил тянуть время. Старику Лён ничего не сказал. А Зорко...

Тот сидел на парапете и смотрел в море. Лён выговорил ему в спину:

— Зорко, прощай.

У Зорко под зеленым широким воротником шевельнулись лопатки. Он спросил, не оборачиваясь:

— Мы ведь больше не увидимся в жизни, да?

— Да...

— Ну, прощай, — полушепотом сказал Зорко. Так и не оглянулся.

Лён до темноты болтался по улицам, по Приморскому бульвару, где играл оркестр и трещали фейерверки. Ближе к назначенному сроку пришел в район Старых причалов. Старая Катерная пристань была в их ряду, к ней сквозь чащу тамариска вела кривая лестница. Над ней желтый фонарь.

Когда-то здесь швартовались каботажные парусные шхуны. С той поры остались на берегу врытые вверх жерлами старинные пушки — вместо причальных тумб. Лён в сумраке отыскал глазами ту, которая нужна. И стал ждать. Было пусто. По берегам бухты громоздились ярусы огней, в воде плескались их отражения, но здесь был кусочек иного мира. Пахло гнилыми сваями и просоленными старыми бочками.

Городские часы разнесли над водой и берегами двойной получасовой сигнал. Он был слышен во всем Льчев-ске. И сразу у пушки возникла закутанная сгорбленная фигура. Или пристанский сторож, или...

Лён, посвистывая, пошел мимо этой фигуры — от лестницы к настилу пристани.