Анна Устинова - Клятва московской принцессы

– Офигеть! – восхитился Коржик. – Ты и это умеешь?

– Осваиваю древние ремесла, – усмехнулась она. – Между прочим, очень модно. Прошлым летом я увлекалась гончарным делом. Такие горшки классные у меня выходили…

– Прямо здесь? – поинтересовался Егор.

– Нет, в другом месте, – ответила девушка, однако где, уточнять не стала, а продолжила: – Теперь вот обучилась прясть. Жутко увлекательно. Похоже на медитацию. Наберется достаточно шерсти, носки себе свяжу на зиму.

– Значит, вязать тоже умеешь! – пришел в еще больший восторг Коржик.

– Давно, – покивала она. – Еще четыре года назад научилась.

– Это бабушка тебя учит? – задал новый вопрос Егор.

– Конечно, – широко распахнула глаза девушка.

– А она здесь? – медленно подбирался к цели Егор.

Мара нахмурилась:

– Уехала сегодня к родственникам.

«Занятно, – отметил он про себя, – не успела приехать, и снова уехала. Или она с тех пор вообще не появлялась?» Ему почему-то стало тревожно.

Мара тем временем, смотав пряжу, задвинула древнюю, потемневшую от времени прялку в угол.

– Какие у нас сегодня планы?

Никифор замялся. Видимо, он полагал, что планы предложит им Мара.

– Ну-у. Пошли погуляем.

Девушка с сомнением поглядела в окно, пожевала нижнюю губу и без особого воодушевления отозвалась:

– В общем, наверное, можно.

Никифор, по-своему расценив ее колебания, выпалил:

– Да ты не волнуйся, дождя сегодня не намечается. Это дядя сказал, а он у меня лучше барометра, погоду как-то там по животным и растениям определяет.

– Меня скорее не дождик, а солнце волнует. Не люблю его. Легко обгораю, и глаза начинают болеть.

Это объясняло, почему Мара была такой белокожей. И еще Егор обратил внимание: губы у нее по-прежнему очень бледные, хотя в комнате тепло.

– Ладно, мальчики, вы посидите, а я сейчас быстро переоденусь.

Мара скрылась во второй комнате, а когда несколько минут спустя вышла, то была уже не в легоньком сарафанчике, а в джинсах, майке и рубашке с длинными рукавами. Лицо наполовину скрывали объемные темные очки, а на голову она надела широкополую панаму. Губы у нее теперь алели, но, приглядевшись, Егор понял, что это помада.

– Мара, а не зажаришься? – проявил заботу Никифор. – На улице-то теплынь.

– В самый раз, – отрезала она.

– Мара любит холод, – напомнил другу Егор. – Вот когда зуб на зуб не попадает, можно и в маечке походить.

Никифор смерил его осуждающим взглядом. О Мариной же реакции оставалось только гадать, ибо глаза ее были полностью скрыты стеклами темных очков.

– Ты прав, Егор, в дождь мне комфортнее, – только и сказала она, и голос ее прозвучал спокойно и ровно.

Они бродили почти до обеда. Коржик не умолкал. Мара, засунув руки в карманы и ссутулившись так, что поля панамы почти скрывали ее лицо, молча шла рядом. За все время она и десятка слов не сказала. Егор уныло плелся за ними, подыхая от скуки. Все истории Коржика он уже слышал множество раз, разве что теперь тот приукрашивал их множеством неожиданных деталей, которые выставляли его в весьма выгодном и порой героическом свете.

Егор едва сдерживался. Никифор уже навешал лапши на каждый квадратный сантиметр Мариных ушей, места живого там не осталось, а он все нес и нес совершеннейшую пургу. И бизнес вовсю проворачивает: на каждую тысячу у него нарастает десять (истине здесь соответствовало лишь то, что Сашка Пивоваров из десятого «Б» выманил у него тысячу рублей, которую Коржик потом больше никогда не видел). И в школьной сборной по баскетболу он, Коржиков, первый (на самом деле его туда не приняли). И машину он классно водит (свистнув однажды у отца ключи, он и впрямь попытался изобразить из себя Шумахера, однако, не успев тронуться с места, врезался в припаркованный рядом джип). И так далее, и тому подобное в приблизительно том же духе. Будь они вдвоем, Егор бы давно уже заткнул его, но не опускать же лучшего друга в глазах девчонки. И он был вынужден слушать его бахвальство. Тоска зеленая!

От скуки он постоянно поглядывал на часы и, когда начало приближаться время обеда, поторопился объявить:

– Ник, нам уже пора.

В едва заметной полуулыбке Мары угадывалась благодарность. Похоже, и ей наскучила болтовня Коржика. По пути домой настроение у Егора значительно поднялось, хотя он и ехал на трудном велосипеде. Зато сумрачная тоска, томившая его на протяжении всей прогулки, ушла из души.

После обеда Никифор намылился вновь ехать к Маре. Егору и утренней их поездки на ту сторону озера было достаточно. К тому же небо затягивали свинцовые тучи. Вот-вот хлынет. С какой радости мокнуть? Из-за девчонки, до которой ему нет решительно никакого дела? С ней даже неинтересно.