Дэвид Фарланд: Мыши и магия

— Легко сказать! Они огромные! В сто раз выше мыши и в сто раз толще. Драться с ними невозможно. Мы перед ними совершенно бессильны.

— А зачем? — тоненьким голоском спросила мышка. — Зачем они нас тут держат?

— Время от времени эти голыши выбирают кого-то из нас и уносят из этой тюрьмы. Они говорят, что мы им нравимся, что они возьмут нас себе и будут холить и лелеять. И правда, они сажают нас в отдельные домики и балуют и кормят всякими вкусностями. В этих домиках на полу толстый, мягкий ковер из опилок. Там всегда тепло, и можно построить себе собственное гнездышко. А еще там есть вертящиеся колеса и другие игрушки. А когда надоедает играть и становится скучно, дети этих больших голышей носят нас на руках, гладят нас, и ласкают, и дарят нам заслуженную любовь.

Пока он говорил, другие мыши тоже подошли послушать. Они окружили кольцом Ячменную Бороду и его маленькую подопечную.

— Но это же так здорово! — воскликнул один молодой мышонок. — Зачем нас от этого спасать?

— А затем, — заявил Ячменная Борода, — что на свете есть кое-что получше, чем удостоиться избрания. Есть такая штука, которая называется свобода.

Он отвернулся от вопросительно глядевшего на него мышонка и снова склонился над малюткой. Та была совсем крошечная, слепая, лысенькая и такая слабая, что не могла даже лапкой шевельнуть.

— Когда-то, — продолжал Ячменная Борода, — давным-давно, сюда пришел чужой мыш… э-э-э… дикий мыш. Он пробегал под дверью нашего зоомагазина, но задержался и рассказал мне, что есть другая жизнь — жизнь за стенами клетки, в месте, неподвластном большим голышам, на солнечном и прекрасном Бесконечном Лугу. Это, сказал он, совсем недалеко отсюда. Это такое место, которое создал специально для мышей Великий Владыка Полей и Болот. Еда там растет сама по себе на верхушках высоких стеблей: надо только потрясти стебелек — и зерно посыплется на землю. А питье там — сладкая роса, что собирается на листьях клевера. Там, поведал мне пришелец, над головой высятся прекрасные полевые цветы, яркие и разноцветные. А в окрестных полях зреет дикий горох и наливается соком земляника — приходи и грызи сколько хочешь! Днем, сказал он, там сияет солнце и радуги переливаются дивными красками, а по ночам в небе сверкают месяц и звезды.

— Ах, Бесконечный Луг! — вздохнул Ячменная Борода. — Я никогда не видел его наяву — только в грезах. Но это и есть наш истинный дом. Наша судьба. И если ты, дитя, останешься жить, ты сможешь нас туда привести.

Маленькая мышка слушала. Но услышала ли она его, Ячменная Борода не знал. Глазки ее затуманились. Должно быть, она вновь задремала и будет лежать так, то просыпаясь ненадолго, то вновь погружаясь в сон, пока не умрет.

Весь день и до глубокой ночи Ячменная Борода не отходил от малютки ни на шаг. Он согревал ее своим теплом и время от времени тыкал носом в животик, чтобы она почувствовала, как проголодалась.

Он взывал к Великому Владыке Полей и Болот, умоляя спасти дитя. И на рассвете молитва была услышана. Женщина-голыш, которую мыши называли Кормилицей, подошла к клетке, напевая вполголоса старинную песенку. И унесла шестерых слепых детенышей.

— Ура! — пищали детеныши, пока Кормилица вытаскивала их из клетки. — Нас избрали! Прощайте! Живите счастливо!

И все магазинные мыши за них порадовались. А у тринадцатой мышки теперь, когда их унесли, появился шанс добраться до еды.

Но Ячменная Борода опасался, что уже слишком поздно. Малютка слишком долго голодала.

— Она такая худенькая, такая слабенькая, — переживал он. — Вдруг она даже головку не сможет поднять, чтобы поесть?

Место рядом с матерью освободилось, но малышка была не в силах доползти до еды. Она опять пролежала всю ночь без движения.

Несколько раз Ячменная Борода слышал в темноте, как замирает ее дыхание. И каждый раз с ужасом думал, что это уже навсегда.

Но на рассвете она внезапно встрепенулась и, увязая в толстом ковре из опилок, медленно поползла к маме под бок.

— Давай! — воскликнул Ячменная Борода, обливаясь слезами радости. — Вперед, смелее! Ползи к еде!

Остальные мыши тоже радостно запищали, подбадривая малышку, пока та не добралась до матери.

И — о счастье! — наконец-то поела.

А к концу первой недели она начала расти. И оказалась совсем не такой, как другие магазинные мыши. Все ее братья и сестры были буровато-серые, а в ее шерстке пробивались золотисто-желтые волоски. За этот необыкновенный цвет мама назвала ее Янтаркой.