Анн Плишота: Последняя надежда

— Боюсь, что, как всегда, судьба окажется сильнее нас всех, Павел, — подвела итог дискуссии Драгомира с решительностью, удивившей ее саму. — Можно сколько угодно увиливать, но от нее не уйти.

Отодвинув в сторону коробки с вещами, Окса с трудом добралась до окна своей комнаты. Отдернув штору, она прижалась носом к холодному стеклу, без особой надежды пытаясь сосредоточиться на царившей внизу, на площади, утренней суете, и глубоко вздохнула.

— Бигтоу-сквер… придется привыкнуть… — пробормотала девочка, глядя вдаль большими темно-серыми глазами.

Семейство Поллок — первое, второе и третье поколение — несколько дней назад перебралось из Парижа в Лондон, подчинившись неожиданному решению Павла Поллока, отца Оксы.

После нескольких часов обсуждений, к которым Оксу не допустили, Павел с присущей ему серьезностью объявил, что после десяти лет работы шеф-поваром известного парижского ресторана у него, наконец, появилась возможность открыть свой собственный. В Лондоне. Эта малюсенькая подробность была произнесена как бы между прочим, абсолютно будничным тоном так, что Окса даже ушам своим не поверила.

— Ты хочешь сказать… Лондон… в Англии? — поинтересовалась она как-то даже нерешительно.

В ответ на явное изумление дочери, Павел подтвердил это с видимым удовольствием. Уточнив однако, что если жена и дочь не захотят переезжать, он согласится с их решением… несмотря на то, что давно мечтает открыть собственное дело.

— Такой шанс бывает раз в жизни! — подчеркнул он.

Мари Поллок размышляла недолго: последнее время муж был чем-то сильно озабочен, и ей не трудно было убедить себя, что радикальные изменения пойдут семье только на пользу.

Ну а что могла сказать Окса? В тринадцать лет от тебя мало что зависит. Ей совсем не хотелось покидать Париж, а еще меньше расставаться с бабушкой и своим лучшим другом Гюсом. Она же без них жить не сможет! Поэтому, когда родители заявили, что Драгомира и семья Белланже тоже переезжают в Лондон, девочка практически запрыгала от радости. Все, кого она любит, будут рядом!

Рассеянно понаблюдав за движением на площади, Окса отвернулась от окна. Уперев руки в боки, она оглядела царящий вокруг кавардак и присвистнула:

— Фью-ю! Ну и разгром! Да тут придется разгребать не меньше месяца! Тоска…

Во всех комнатах не занятое мебелью пространство загромождали десятки коробок. Жилье было меньше парижского, но Поллокам фантастически повезло найти типично английский викторианский дом из красного кирпича с высоким крыльцом, эркером и микроскопическим внутренним двориком, огороженным кованой решеткой, за которой виднелись окна подвала. Два первых этажа занимали Окса с родителями, а третий — Драгомира, которая, как помнила Окса, всегда жила с ними.

Девочка подняла глаза к потолку.

— И чем там бабуля занимается? Через скакалку прыгает, что ли? Ладно, пожалуй, пора собираться, а то не успею, — спохватилась она, направляясь к платяному шкафу. — Не хватало еще опоздать в первый учебный день! Это же будет полный кошмар…

Атмосфера, царившая этажом выше, в комнатах Драгомиры Поллок, была далека от обычной. В вычурном салоне, отделанном красновато-коричневыми с золотым отливом обоями, царил полный кавардак. И виной тому были волшебные создания, крошечные золотистые птички, словно состязавшиеся в умении его устраивать.

Радостно описав несколько кругов вокруг люстры с подвесками, они будто самолеты-истребители яростно пикировали, атакуя нечто похожее на большую лохматую картофелину, разгуливавшую по пурпурному шерстяному ковру.

— Долой диктатуру брюхоногих! — скандировали крошечные летуньи. — Не желаем жить под игом! Все на борьбу с властью моллюсков!

— Эй! Может, я и коротколапый, но я не моллюск! Я Геториг! И у меня потрясная шевелюра! — возразило существо, выпятив грудь и откидывая набок упомянутую шевелюру.

— Начать бомбометание! Даешь свободу угнетенным! — заверещали пичуги вместо ответа.

И после этих грозных слов на спину упомянутому Геторигу обрушились грозные снаряды, а именно десятки семечек подсолнуха.

— Это еще неизвестно, кто тут угнетенный… — пробормотала «картофелина», подбирая семечки, чтобы их сгрызть.

Растения, встревоженные всей этой кутерьмой, отчаянно вертелись в своих горшках, испуская стоны. Одно из них, стоящее на круглом столике цвета старого золота, похоже, более впечатлительное, чем остальные, отчаянно тряслось. Листочки на его веточках поникли от паники и отчаяния.