Михаэль Энде - Волшебный напиток

И в следующий миг оба в величайшем изумлении уставились друг на друга — они стали прекрасными и юными, как сказочные принц и принцесса!

Тирания, онемевшая от изумления, недоверчиво ощупала себя. Она стала стройной, как тростиночка! Только вот платье цвета серы висело на ней теперь, как на вешалке. Бредовред провел ладонью по голове и воскликнул:

— Ух ты! Что это выросло на моей головушке? Ик! Вот это да! Какая роскошная шевелюра… Дайте мне зербешок, дайте мне геркальце! Тьфу! Гребешок и зеркальце… Надо причесать мои буйные кудри.

В самом деле, теперь над его лбом вились непокорные черные кудри. А у тети длинные золотые локоны ниспадали чуть не до пояса, как у Лорелеи {34} 34 Лорелея — в европейском фольклоре златокудрая нимфа реки Рейн, которая прекрасными песнями увлекает корабли на скалы. . Коснувшись руками лица — раньше оно была морщинистым, с отвислыми щеками — Тирания воскликнула:

— Ой! Кожа у меня стала гладкая, как у ребеночка!

И вдруг оба вздрогнули и улыбнулись друг другу с любовью, словно впервые увидев друг друга. (Что было правдой, ибо в новом своем облике они друг друга никогда не видели.).

Но если кунштюк-пунш совершенно изменил обоих и, конечно, сделал их не такими, как они желали друг другу, то кое-что все же осталось неизменным и даже, пожалуй, усилилось — опьянение. Все-таки ни одно чудо не может отменить свое собственное действие, этого попросту не бывает.

— Вельзе-зе-вульчик, — пролепетала тетка — Ты же самый настоящий красавульчик. Но мне… ик! кажется, ты что-то очень сильно двоишься…

— О, прекрасная златокудрая дева, — заплетающимся языком отвечал племянник. — Ты — фатаморгана, мираж, у тебя вдруг появился нимб вокруг головы… Нет, целых два нимба! Как бы там ни было, я преклоняюсь пред тобой, дорогая тютя… тетя! Я чувствую, что в глубине моей души все перекувырнулось. Ик! На душе так светло… Понимаешь, доброты и красоты выше крыши…

— Вот-вот, со мной то же самое, — подхватила тетка. — Так бы весь мир и обняла! До чего же хорошо на душе…

Тирашенька, — еле ворочая языком сказал Бредовред. — Ты прямо такая замечательная тетя, знаешь, я хочу сейчас же помириться с тобой. Заключим вечный мир. И давай перейдем на ты, а?

— Золотой мой мальчуган, да мы же и так на ты!

Бредовред с усилием кивнул — голова у него была тяжелая.

— Правильно, правильно. Ты опять права, тетя. Ну тогда давай будем звать друг друга просто по имени. Меня вот зовут… Ик! Как же меня зовут-то?

— Не ик!.. играет роли. Забудем все, что было. Начнем новую жизнь. Давай, правда! Ведь мы с тобой были такие злые… ик! Такие злые-презлые, такие нехорошие…

Колдун разрыдался.

— Да, мы были злые… Противные, отвратительные! Злодеи — вот кем мы были. Ик! Мне так стыдно, так стыдно, тетя…

Тут и тетка заскулила, как замковая собачка.

— Приди ко мне, в мои девические чистые объятия… ик! О благородный юноша… Отныне все пойдет по-другому. Мы будем добрыми и ласковыми. Я — с тобой, а ты — со мной и оба мы — со всеми остальными.

Бредовред рыдал все пуще.

— Да! Да! Пусть так и будет! Я растроган этими нашими словами…

Тирания потрепала его по щеке и просюсюкала:

— Не плачь так горько, моя кровиночка. Ты же разрываешь мне сердчиш… ик! сердечко! И потом, совсем нет причин для слез, ведь мы уже совершили столько добрых дел!

— Это когда же? — Бредовред вытер слезы.

— Да сегодня вечером.

— Как же это?

— А так! Пунш исполнил все наши пожелания в буквальном смысле, понял? Он ничего не сделал шиворот-навыворот.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда! Погляди на себя и на меня. Ик! Что, так ничего и не понимаешь?

И самой-то Тирании лишь в эту минуту стало по-настоящему ясно, о чем она говорит. Тетка уставилась на племянника, племянник на тетку. Оба переменились в лице: тетка пожелтела, племянник позеленел.

— Д-да в-ведь эт-то значит, — Бредовред начал заикаться, — что наши договорные обязательства мы не выполнили!

— Хуже, все гораздо хуже, — запричитала Тирания. — Мы профукали все, что успели сделать за год, все что могли бы представить в свое оправдание. Профукали на все сто процентов!