Джеймс Паттерсон - Последнее предупреждение

Слышу, как в зале кашляют, как начинают скрипеть стулья и шуршать по полу ботинки. Все маленькие черные слова на странице поплыли и слились в одно большое пятно. Мне с моей речью не совладать. Надо что-то делать…

Откладываю свои записки, беру микрофон в руки и выхожу вперед к краю сцены:

— Послушайте, я могу привести вам кучу официальных цифр и цитат. Но какой в них толк? Все, что вам надо знать, это то, что мы губим нашу планету. Что грядущая катастрофа — наших рук дело. Что мы сами роем себе могилу и даже не думаем о последствиях. Я хочу вам сказать, что я видела наш мир, видела его с земли и с неба. Он прекрасен. Горы и водопады, горячие источники в снегу и во льду, желтые пустыни и зеленые леса, сколько хватает глаз. Белые, как сахарные, песчаные пляжи на побережьях. Цветущие луга на мили и мили вокруг. Океан, разбивающийся о скалы сегодня, как разбивался многие тысячи лет до нас. А еще я видела серые бетонные города, где нет ни травинки. Реки, переливающиеся радужной пленкой вылитой в них нефти. Вымирающих зверей. Я только что сама пережила ураган, сильнее которого человечество вряд ли помнит. И знаете что, не говорите мне, что ураганы были всегда. В это время года ураганов никогда прежде не случалось. Этот ураган мы сотворили сами, потому что мы, люди, — причина климатических изменений.

Внезапно и не по делу вспоминаю песенку из детского мультика, который всегда крутили по субботам. Того самого, из которого мелкотня впервые узнает про Конституцию. Из которой в песенку хитро вплели вступительные слова:

— Мы, народ Соединенных Штатов, дабы образовать более совершенный Союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную оборону, содействовать общему благоденствию и закрепить блага свободы за нами и потомством нашим, провозглашаем и учреждаем настоящую Конституцию для Соединенных Штатов Америки.

Зал молчит. Слышно, как пролетит муха. Останавливаюсь и обвожу взглядом чуть не каждого здесь сидящего.

— О каком совершенном Союзе можно говорить, если громадные корпорации делают, что им захочется, там, где им выгодно, в то время, как люди живут в туннелях подземки? Где и какую вы видите в этом справедливость? Здесь, в Америке, дети каждую ночь ложатся спать голодными, тогда как кто-то проводит бесконечные часы в салонах, чтоб их подстригли за полтыщи баксов. О каком содействии общему благоденствию идет здесь речь? Где оно, «общее благоденствие» при нынешних масштабах открытой добычи угля, уровне использования пестицидов, сливания в реки и озера индустриальных растворителей? Мы же этим уничтожаем весь мир подчистую! Тут вот еще о спокойствии упомянуто. А вы когда-нибудь рядом с лесоповалом заснуть пытались? Я вам скажу, что я пыталась. Так вот не только там не заснешь, рев пил многие месяцы потом мозг сотрясает. И никуда от него не деться. В Конституции, конечно, все слова правильные. В теории. На практике я только в одном не сомневаюсь: «в благах свободы и нам, и потомству нашему». Потому что мне, действительно, дана свобода слова, одна из самых главных свобод. И поскольку эта свобода у меня есть, я здесь и сейчас стою перед вами, которые издают в нашей стране законы. Стою, чтобы сказать вам, что дом, в котором вы живете, и дети, которым на ночь подтыкаете одеяла, находятся в неминуемой смертельной опасности.

Перевожу дыхание и дотрагиваюсь рукой до своих пылающих щек. Рядом со мной стоит стая. Мама и Джеб — в стороне чуть поодаль. Глянула на маму и вижу, как в глазах ее сияет гордость. Надеюсь, наши не выкинут мне в Конгрессе никаких штучек. Лучше бы сейчас обойтись без Ангеловых птичьих голов или летающих к Надж металлических предметов. И уж, упаси Господи, от демонстрации новых Газзиных талантов.

— Подумайте про выхлопные газы ваших автомобилей. Подумайте про фабрики и заводы, двадцать четыре часа в сутки плюющие в атмосферу токсичные отходы. Подумайте о вырубленных тропических лесах Амазонки. И о том, что там, где был лес, дожди теперь смывают почву. А значит, гибнут растения и звери, возникают пожары и наводнения, разрушается береговая линия. От всех наших новшеств и изобретений повысилась температура в атмосфере. Но у нас только одна атмосфера. Что мы будем делать, когда сами же ее и уничтожим? Перестанем дышать до тех пор, пока не образуется новая?

Ответа от них не последовало.

— Перед нами стоит неотложная проблема. Решать ее надо прямо сейчас. Девять из десяти зарегистрированных самых жарких летних сезонов выпали на мою жизнь. А мне всего четырнадцать. Плюс-минус. На моем веку уже случились самые сильные смерчи, ураганы и тайфуны, засухи, лесные пожары и цунами. Мы разогреваем планету. Из-за нас тает ледниковый покров Арктики и Антарктики. Если он сократится наполовину, бесчисленное число рек сначала выйдет из берегов, а потом пересохнет. Сотни тысяч людей погибнут от болезней и голода. Уровень воды в океане поднимется от четырех до двадцати футов. Куда вы тогда будете в отпуск ездить, коли ваши любимые курорты затопит? А города? Что с ними станет? На лодке будете макушку Эйфелевой башни осматривать? Вы, поди, из тех, кто дач себе на побережьях понастроили? Что с ними будет, подумайте! Придется вам с ними проститься. И не через двести лет — скоро, совсем скоро. Двадцать-тридцать лет — и конец вашей летней недвижимости.