Арина Свобода: Шиворот-навыворот. Глеб и Ванька

— Ванька, — позвал он. — Ты спишь?

— Ну, чего тебе?

Глеб помедлил. И что он скажет братишке? Чтобы проверил, не проваливается у него пол перед кроватью?

— Ничего, спи.

— Уснешь тут, — проворчал Ванька и повернулся на другой бок.

Медленно-медленно, пробуя линолеум ногой перед каждым шагом, Глеб добрался до кровати и одним прыжком взлетел на нее. «Жесть, — успел подумать он. — Теперь фиг заснешь». И отключился.

После трех недель промозглого холода и ветра в Нольск пришло бабье лето. В блеклом осеннем небе снова засияло солнце. Огромные лужи высохли за одну ночь. Люди радостно жмурились и расстегивали теплые куртки. Глеб утром привычно надел осенний анорак и теперь обливался потом. Снимать куртку было отчаянно лень — для этого нужно скинуть тяжелый школьный рюкзак, снять куртку, придумать, куда ее пристроить, опять надеть рюкзак… Проще оставить все как есть. Он подставил раскрасневшееся лицо налетевшему ветерку и улыбнулся. Сегодня был удачный день. Контрольную по химии, к которой он, конечно же, забыл подготовиться, отменили, уроков практически не задали, а в рюкзаке лежало третье дополнение к любимой игре. Впереди несколько часов WoW — что еще нужно для счастья пятнадцатилетнему человеку.

Картину портил лишь обалдуй-брательник. Еще летом Ванька был обычным пацаном, слегка вредным, но вполне себе жизнерадостным. С ним всегда можно было найти общий язык. А за последний месяц его точно подменили. Ни с того, ни с сего он вдруг перестал есть, выкрасил волосы в черный цвет, вставил два кольца в нижнюю губу и начал огрызаться с родителями. Когда Глеб пытался с поговорить балбесом по по-мужски, тот сперва дулся, а потом телячьи голубые глаза наливались слезами. «Никто меня не понимает!» — кричал Ванька и, накрывшись с головой одеялом, рыдал навзрыд как девчонка, или уходил бродить по городу до самой темноты. Вот придурок!

«Я так за него беспокоюсь. Может ему йода не хватает? — говорила мама. — Может его к врачу сводить?»

«Переходный возраст. Перебесится через пару месяцев, вот увидишь», — успокаивал ее отец, но, тем не менее, велел Глебу приглядывать за младшим братом. В школе Ваньку начали задирать с первого же дня. И за длинную челку, и за пирсинг, и за кучу идиотских значков, которые он фиг знает где откопал. Ванька, кусок дебила, от своего не отставал. Придумал еще ногти красить черным лаком и глаза обводить маминым карандашом. Только совсем скоро карандаш стал не нужен — фингалы не успевали пожелтеть, как вместо них появлялись новые. Ну и как было выполнять отцовский наказ, если Ванька сам нарывался?

Вот и сегодня, выйдя из школы, Глеб привычно заглянул за угол, в «курилку», откуда доносился дружный гогот. Ваньку держали двое пацанов из 9 «В», он дергался, шипел и пытался отобрать у Глебова одноклассника Юфы черную тетрадку в розовых черепах.

— Вечная тьма в глазах. Руки в крови и слезах. Мир поглощает мрак. Это последний знак! — читал Юфа завывающим голосом. Ржач стоял эпический.

— Перестань! — отчаянно крикнул Ванька.

Юфа и не подумал остановиться.

— Острым по венам стеклом, я оставляю свой дом, — Юфа хрюкал и повизгивал от смеха как заправская свинья. — А на прощанье скажу: любил и навеки люблю!

У Ваньки задергался подбородок. Глеб понял, что сейчас брат позорно разревется. Юфа прыгал вокруг.

— Эй, Вано, кого это ты любишь? Ну, признайся, мы никому не скажем.

— Хватит, — сказал Глеб, прорвавшись в круг. — Отпустите его.

— О! Братишка за своей сестренкой явился! Может, ты знаешь, кого этот голубь сизокрылый любит?

Так называла учеников их завуч, Маргарита Валерьевна, Юфина мама. Но Юфа использовал это слово совсем в другом, оскорбительном смысле.

— Отдай тетрадь! — шагнул на него Глеб.

— Игру знаешь? Попробуй отбери называется, — нагло улыбнулся Юфа и поднял руку с тетрадкой вверх. Глеб, не долго думая, двинул основанием ладони по здоровенному шнобелю, так что юшка брызнула. Тетрадка упала на землю. Глеб поднял ее и разорвал на мелкие куски, а обрывки бросил в лицо Юфе, утирающему разбитый нос.

— Да ты знаешь, что тебе будет?!

— Знаю. Пошли домой, — зло бросил он Ваньке и прошел сквозь толпу притихших пацанов к дырке в заборе. Связываться с Глебом не стали, знали, что у его друга Пашки первый разряд по самбо. А за друга Пашка стоял горой.

— Ты зачем мою тетрадку порвал? — спросил Ванька, когда они уже шли через сквер.