Александр Охотин: Вовка – брат волшебника

— Но этот… ну… Кирилл, он же… Ну, я же не разбился.

— А если бы не Кирилл? Если бы он не успел? Что тогда? А насчет того, что не разбился… вот, посмотри.

Старик сделал движение рукой, будто начертав в воздухе невидимый знак. Огромный экран на стене — да, это, все-таки, был экран — включился, и на нем Вовка увидел свой интернат. Он увидел себя, сидящего на крыше. Он увидел учителей и воспитанников интерната, толпящихся во дворе. Все они с ужасом глядели наверх. Все были в панике — все кроме любимчика Гоблина по прозвищу «Гоблиненыш». Гоблиненыш стоял в сторонке и противно ухмылялся.

Вот через ворота во двор въехала милицейская машина, а за ней пожарная и скорая. Вот Вовка, то есть не он, а как будто другой, тот, что на крыше, встал и пошел по крыше к двери на чердак. Вот он поскользнулся и поехал по скату вниз, а вот уже падает… Под многоголосый возглас ужаса собравшихся во дворе людей он с оглушительным ударом падает на землю. Потом он как-то странно вздрагивает и больше уже не двигается. Вокруг его головы начинает растекаться алая лужица.

Это был такой ужас, какого Вовка никогда раньше не испытывал. Это был шок. Как, оказывается, страшно видеть себя, мертвого, со стороны. Вовке стало так плохо, что, казалось, лучше и вправду умереть.

Вид на экране снова переместился во двор интерната. Там происходило нечто. Блинов, схватившись руками за голову, опускается на землю; директор, весь бледный, бежит с милиционерами и докторами к тому страшному месту; Антонина Александровна падает в обморок… Только Гоблиненыш стоит в сторонке и противно ухмыляется.

— Ну что, самому жутко? — спросил старец, погасив экран и взглянув на Вовку.

— Да, — ответил Вовка чуть слышно. Ему и правда, было жутко. Даже не просто жутко, а совсем плохо. Казалось, что-то оборвалось у него внутри. Он еле стоял на ногах. Еще немного и он упал бы в обморок.

— Теперь ты понял, к чему приводят необдуманные поступки? — спросил старик.

— Понял… Но я же не нарочно, я же не хотел…

— Я понимаю, что не нарочно.

— Но если я разбился, то почему я здесь, почему живой? Так же не бывает.

— Бывает, но очень редко. Так редко, что и вправду можно сказать, что не бывает. В общем, скажи спасибо Кириллу. Это он тебя спас — еле успел. А ты знаешь, что ему это стоило? Ты знаешь, сколько энергии ему пришлось потратить, чтобы успеть это сделать?

— Не знаю…

— Ну так вот, Вова, столько энергии не выработает за целый год ни одна электростанция в вашем Мире. Ведь ему пришлось ловить тебя почти у самой Земли. Он сделал почти невозможное. А ведь потратил он свою собственную жизненную энергию. Теперь ему придется долго ее восполнять.

— Но зачем?! Что ли кто его просил?

— Никто не просил, но он не мог поступить иначе.

— Но как же, я не понимаю то, что там, и то, что здесь? Там мертвый, а тут живой?

— Ты этого сейчас не поймешь. Это слишком для тебя сложно. Зато, я надеюсь, ты увидел, к чему приводят необдуманные поступки. Этот урок ты запомнишь навсегда.

— У меня не было выхода. Мне пришлось запереться от них на крыше.

— Неправда. Выхода нет только у слабых, безвольных людей, а ты не такой. У людей, сильных духом, выход всегда есть.

— А какой у меня был выход? Сделать все как велел Гоблин… то есть Геннадий Олегович? Наговорить на себя при всех, да еще стоя на коленях?

— А что, разве не ты хозяин своему языку? Твоим языком управляет Блинов? Тебе нужно было лезть на крышу, чтобы не сказать то, чего не хотел? Нет, Вова. Твой язык подвластен только тебе. Он скажет только то, что велишь ему сказать ты, а не кто-то другой.

— Вот я и не собирался на себя наговаривать. Только Вы ведь не знаете Геннадия Олеговича. Он не отстанет.

— Я его знаю. Это очень непорядочный человек. Да, он на все способен. Но он не может заставить твой язык произносить то, что хочет услышать он. И еще запомни: такие люди, как ваш воспитатель, на самом деле слабы духом. Они могут только кичиться своей важностью, а на деле ничего из себя не представляют.

— Вы такое говорите о воспитателе?! — удивился Вовка.

— Я говорю о нем правду. И совсем не важно, что он воспитатель. Если человек негодяй, то никакая должность, никакой пост, как бы высок он ни был, не сделают такого человека порядочным.

— А зачем вы мне это говорите?

— А затем, чтобы ты это знал. Ты должен был отстоять правду, а ты, вместо этого, полез на крышу и сорвался оттуда. Теперь некому доказать, что ты не вор. Все продолжают думать, что деньги украл ты. Разве ты хочешь этого?