Эдуард Хруцкий: Осень в Сокольниках

— Я позвоню тебе, ладно? — Племянница опять уткнулась в книгу.

Конечно, можно было вызвать машину. Вполне можно было. Но на отдел им полагалась всего одна машина, которая вечно была в разгоне. Как часто бывает, режим экономии вводился не там, где нужно.

Вадим шел по узкой лесной тропинке и думал о том, что ждет его в Москве, в управлении, еще дел, к сожалению, хватало. Когда он вышел на площадь Киевского вокзала, часы показывали пять. Человек, ради которого Орлов приехал в Москву, ждал его только в восемь. Оставшиеся три часа он хотел посвятить уборке комнаты и разбору новых книг, но многолетняя привычка заставила его зайти в автомат и набрать телефон своего заместителя.

— Минаев, — услышал Вадим в трубке чуть хрипловатый голос.

— Это я, Александр Петрович.

— Вадим Николаевич?

— Именно.

— Где вы?

— На Киевском вокзале.

— Сейчас машину пошлю, вас начальник управления ждет.

— Что случилось?

— Не знаю.

— Пусть водитель подъедет к пригородным кассам.

Орлов опустил трубку, привычно проверил, не выпала ли обратно монетка, вышел на улицу и закурил.

Вестибюль ГУВДа был прохладным и гулким, как станция метро. У лифта Орлова перехватил следователь капитан Проскурин. Орлов не любил его, хотя ценил за хватку. Был Проскурин человеком въедливым, скрупулезным и нудным. Работать с ним для сотрудников розыска было истинным наказанием. Проскурин любил документы и требовал от инспекторов идеального оформления любой бумажки.

Увидев его, Орлов понял, что сейчас на него обрушится целый водопад претензий и жалоб.

— Вадим Николаевич, товарищ подполковник, — Проскурин каким-то хоккейным приемом оттеснил от дверей лифта молоденького лейтенанта и перекрыл Орлову дорогу. Спасительные двери лифта с шипением захлопнулись за спиной капитана.

— Слушаю вас, Павел Петрович, — обреченно вздохнул Орлов.

— Товарищ подполковник, — Проскурин вынул из кармана кителя несколько листков, отпечатанных на портативной машинке, почти без интервалов.

— Очередной меморандум?

— Товарищ подполковник, инспектор Ковалев…

— Давайте, — Орлов взял листки, — но не сейчас.

Во-первых, мне надо ознакомиться с этим и осмыслить, во-вторых, меня ждет генерал.

— Я зайду через час.

— Завтра, Павел Петрович, завтра, часиков в четырнадцать ко мне или к Минаеву.

— Лучше к вам.

— Почему?

— Майор Минаев обозвал меня крохобором.

— Война Алой и Белой розы продолжается. Хорошо, значит, ко мне.

Лифт вновь услужливо распахнул двери, и Орлов шагнул в кабину. Война Проскурина с инспекторами отдела была затяжной, и ратный перевес почти всегда был на стороне следствия, так как не Проскурин поступал в распоряжение инспекторов, а они прикомандировывались к следователю. Но когда-то и он, Орлов, молодой еще оперуполномоченный, до хрипоты собачился со следователями, так что ребят своих он понимал, и понимал так же, что весь этот антагонизм не что иное, как кем-то давно выдуманная игра.

Коридор третьего этажа был их коридором. Здесь жил угрозыск. Орлов привычно шел мимо дверей, вот начался его отдел.

Дверь распахнулась, и два милиционера из конвойного дивизиона вывели Нугзара Тохадзе. Он шел навстречу Орлову, стараясь удобнее приспособить руки, скованные наручниками.

Где-то под сердцем у Орлова заскребла злость. Он ненавидел этого человека. Вернее, даже человеком не считал того, кто носит имя Нугзар Тохадзе. Шесть грабежей квартир. Два трупа. Женщина шестидесяти лет и человек, отвоевавший всю войну. Тохадзе они брали в ресторане «Архангельское». У выхода. Он даже не успел вынуть пистолет из внутреннего кармана кожаной куртки.

Работал с ним Минаев, Тохадзе «кололся» неохотно, но улики были настолько неопровержимы, что он поневоле брал эпизод за эпизодом.

Теперь он шел по коридору, обтянутый джинсами и кожей куртки, шевеля скованными руками.

— Начальник! — гортанно выкрикнул он и шагнул к Орлову.

— Стоять! — конвоир схватил его за плечо.

— Начальник, претензия у меня.

— Слушаю.

— Пусть домой позвонят, в Сухуми. Передача мне нужна. Я вашу бурду есть не могу. Я человек, а не свинья.

— Молчать! — Орлов шагнул к нему. — Без истерик.

Может, мне в «Арагви» съездить? Я бы тебя и этим не кормил. Такие, как ты, даже тюремной пайки не стоят.

По мне, ты вообще зря на земле живешь.

— Это суду решать!

— Не ори. Закон для всех одинаков. Не первый раз сидишь. Ведите его.

Орлов посторонился.