Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры

Анна рассказала друзьям об Эльсе Карлстен, и эта история напомнила Мари о том, что она так хотела забыть. Но она не могла забыть руки на своей талии и голос в ушах: Ты сделаешь так, как я скажу, Мари! Мы же договорились.

Она подняла глаза на Фредерика, который сказал, что изучит законы, чтобы выяснить, есть ли легальное решение проблемы. Мари никак не могла сосредоточиться. Она думала о Дэвиде. О том, как вошла в бар «Мьюларки», протиснулась к барной стойке, смешалась с группой итальянских туристов и, сделав веселое лицо, оживленно болтала с ними, сказав, что ее спутник спит в номере. Ей хотелось избавиться от одиночества.

Мари обожала Ирландию и, когда никто не захотел с ней поехать, решила отправиться туда в одиночку. Самолет, потом автомобиль напрокат и — вперед к неизвестной цели, без привычных крестиков на туристической карте. Она надеялась, что эта поездка пробудит ее к жизни. Тщетная надежда. Мари останавливалась на обочине и плакала, пропуская сигналящие сзади машины: левостороннее движение оказалось для нее тяжелым испытанием. Вначале ей было неплохо у мистера и миссис Реймс, но потом пришлось подолгу ждать, пока все члены семейства поедят, и она поняла, что их любезность притворна.

Вечером Мари отправилась в паб. Может, влажные простыни не покажутся ей такими гадкими, если она притащится домой усталая и пьяная в стельку. Она выяснила, где сегодня играют «ирландскую народную музыку», пошла туда, заказала «Гиннесс» и уставилась на музыкантов невидящим взглядом, прекрасно понимая, насколько очевидно ее одиночество. Почему это всегда так заметно? Почему это так заразно? Почему одинокие люди так и остаются одинокими? Неужели они такими рождаются? Если бы Анна путешествовала одна, то, зайдя в бар, уже через минуту выбирала бы партнера из десятка мужчин. Они, как стадо баранов, ходили бы за ней по пятам, бросая свирепые взгляды в сторону соперников, а все женщины стремились бы стать ей лучшими подругами.

Дэвид был среди музыкантов, игравших в тот вечер в пабе. На сцене лежали гитары для всех желающих показать свое мастерство. Мари не обращала на музыкантов внимания, пока Дэвид не поднялся на сцену с гитарой и несколькими флейтами, которые положил на стул рядом с пианино. Сначала он сыграл несколько традиционных рок-хитов. Голос у него был хрипловатый и меланхоличный. Мари смотрела на его рыжие волосы, светлые брови, мятую рубашку и джинсы, и ей вдруг стало любопытно, какого цвета у него глаза. Закончив выступление, Дэвид отложил гитару и позвал кого-то из зала. Двое вышли на сцену. Один сел за пианино, второй взял старенькую скрипку.

Сам Дэвид выбрал маленькую флейту, провел по ней пальцами и поднес к губам. Мелодия проникла Мари под кожу, ворвалась в кровь, ударила прямо в сердце и заметалась там, как разрывная пуля. Она заметила, что плачет, только когда итальянцы спросили, все ли с ней в порядке. Лицо ее было залито слезами.

Мари заставила себя отвлечься от воспоминаний и повернулась к Фредерику:

— Ты мужчина. Ты любишь и уважаешь женщин. Объясни, почему муж Эльсы так себя ведет?

Фредерик вытер губы салфеткой, прежде чем ответить.

— Ты считаешь, что если я мужчина, то могу это объяснить или понять? Я так не думаю. Его поведение кажется мне таким же странным и непонятным, как и тебе. Я сделаю все возможное, чтобы помочь Эльсе. С завещанием, например. Но боюсь, у нее не хватит решимости обратиться к нам. Муж издевается над ней так давно, что она уже утратила надежду на спасение. Кто знает, что вынуждает ее оставаться с ним? Может быть, страх? А может, моральные устои? Вера в то, что брак — это навсегда.

Мари хотела ответить, но тут в дверях показалась Юханна. Она выглядела довольной и от нее пахло сахарным тортом.

— К вам гости. Эльса Карлстен. Говорит, у нее важное дело.

— Эльса Карлстен? — удивилась Анна. — Пусть войдет! Приведи ее!

Ю исчезла, и вскоре вошла Эльса.

Мари сразу отметила, что у нее опущены плечи и в глазах застыл страх. Тем не менее она была со вкусом одета и аккуратно причесана.

Эльса присела на свободный стул, обвела взглядом горы книг по юриспруденции, экономике, садоводству, дизайну и остановилась на ящике с инструментами в углу. Одно веко у нее подергивалось, рука нервно теребила пуговицы на блузке.

Когда она заговорила, голос ее дрожал:

— Когда-то я умела все говорить напрямик. Но той женщины больше нет. Насколько мне ее не хватает, я поняла сегодня утром, когда Анна утешала меня и поила кофе с бутербродами. Она сказала, что вы помогаете людям решать их проблемы. У меня есть для вас работа. Я хочу, чтобы вы убили моего мужа.