Йоаким Зандер - Пловец

Я стою на снегу, продуваемый всеми ветрами. Мокрый снег облепляет непромокаемую куртку. Я закрываю глаза. Слышу, как старик колотит в дверь и что-то кричит на местном диалекте. Ветер заглушает его крик, разбивает слова на бессмысленные частицы из гласных и согласных и уносит далеко в море. Я открываю глаза.

Вижу, что дверь открывается. Мне кажется, я ослеп. Я вижу совсем не то, что должен. Мой мозг обманывает меня. Может, это такая защитная реакция? Последнее, что мне осталось? Последнее оружие, к которому прибегает мой организм, чтобы спасти меня от угрызений совести за предательство. Но я знаю, что мне уже не спрятаться. Тут просто негде спрятаться. И глаза сдаются и позволяют мне увидеть.

Сквозь снежную пелену я вижу ее силуэт в дверном проеме. Худая невысокая девушка крепко держит ручку двери, которую грозит сорвать с петель ветер. В другой руке дробовик, который кажется огромным на фоне ее миниатюрной фигурки. Но то, как она его держит, говорит о том, что ей привычно обращаться с оружием. Я вглядываюсь в ее лицо. Глаза у нее голубые. Как у тебя. Я чувствую себя беззащитным перед осознанием того, что в ее сердце – частичка моего сердца, в ее жилах – моя кровь. Все это слишком для меня. В голове моей тоже начинается шторм. Мысли вертятся в безумном вихре. Все, что я думал. Слова, которые я не мог найти, но которые всегда были там, всю мою жизнь. Все мысли, слова как обломки корабля, разбившегося в шторм о скалы. Все мы жертвы кораблекрушения. И я оставил ее совсем одну. Господи, сжалься надо мной.

Старик берет девушку за руку и заводит обратно в хижину. Усаживает на диван у камина. Старик снимает штормовку. От сапог на деревянном полу остаются мокрые следы.

Я тоже вхожу в дом. Ставлю сумку на пол у двери. Отряхиваю снег. Откидываю капюшон. Снег бесшумно падает на пол.

Еще одна девушка стоит у камина. Она смотрит то на меня, то на Клару. Запускает пальцы в волосы. Она напряжена. Видно, что нервы у нее на пределе. Наверное, она приняла их с дедом Клары за киллеров.

Старик тихо говорит на своем странном языке. Я не знаю, что он говорит. Не знаю, понимает ли он, что происходит. Все, что я сказал ему, это несколько фраз на его языке, которые я заучил наизусть.

«Я знал вашу дочь. Клара в большой опасности. Я хочу помочь». С этими словами я вручил им медальон с портретом их дочери. У матери такие же глаза. Голубые, как зимнее небо. Я никогда не забуду этот цвет.

Они поверили мне. Почему? Может, инстинктивно догадались, кто я. Может, все это время они ждали моего приезда? В любом случае мое появление сильного удивления у них не вызвало.

Старик замолчал. Молодая женщина, моя дочь – но я пока не осмеливаюсь так о ней думать – поворачивается ко мне. Я слышу, как волны бьются о гранитные скалы, слышу, как ветер сотрясает стены хижины. Око шторма. Мне не верится, что я здесь. Не верится, что я сумел сюда добраться. Но что дальше? Что будет, когда правда выйдет наружу? Хаос? Голос у нее ниже, чем я себе представлял. Она говорит на безупречном британском английском.

– Итак. Мой дед говорит, вы знали мою мать? Не самый удачный день вы выбрали для визита.

Георг бросился вниз по ступенькам. Споткнулся, чуть не выронил пистолет, но вовремя схватился за перила и сохранил равновесие. От пережитого шока его тошнило. Перед глазами стояло разбитое лицо Кирстен. Это он избил ее. Едва Георг вбежал в туалет, как его вырвало. Он согнулся над унитазом. Его желудок, казалось, вывернулся наизнанку. Георг с трудом выпрямился. Глаза щипало от слез. От одежды несло рвотой, мочой и кровью. Голова гудела. Кровь стучала в висках. Все тело ныло от боли. Желудок снова скрутило, но рвоты уже не осталось. Георг сполз по стене на пол рядом с унитазом. Ванную комнату явно недавно ремонтировали. Стены были сделаны из натурального камня. Сверху раздался шум. Кирстен пыталась открыть дверь.

Георг затаил дыхание. Он знал, что запер дверь и забрал рацию, чтобы Кирстен не смогла связаться со своими подельниками. Шум стих. А вдруг он ее убил? Нет, он не мог ее убить. Она только что дергала дверную ручку. Значит, она жива. Но тишина все равно пугала. Что, если она там на полу истекает кровью?

Георг не знал, сколько просидел на холодном полу. Его привел в чувство стук собственных зубов. Они стучали от холода. Георг с трудом поднялся на ноги, стянул кофту через голову. Она была вся в крови. Георг снял штаны и трусы. Голый он посмотрел на свое отражение в зеркале. Кошмар. Трясясь от холода, Георг встал в душ в углу и открыл горячую воду. Он стоял под струей воды и плакал.