Джим Томпсон - Убийца во мне

Этот мексиканец был беззащитен в той степени, в какой может быть беззащитен человек. Он был одурманен «травкой» и доведен до безумия. Его уже и так хорошо избили, поэтому несколько лишних кровоподтеков никто не заметил бы. С тем бродягой я рисковал гораздо больше. Бродяга мог создать мне проблемы. А этот мексиканец да наедине со мной в камере – не мог.

И все же я пальцем его не тронул. Я никогда не бил заключенных – тех, кого можно бить безнаказанно. У меня не было ни малейшего желания. Эта особенность принесла мне особую славу, и я, возможно, не хотел порочить свою репутацию. Или, вероятно, я подсознательно считал, что нахожусь по ту же сторону барьера, что и заключенные. Как бы то ни было, я не причинил ему вреда. Не хотел, и очень скоро у меня отпадет стремление вообще кому-либо причинять вред. Я избавлюсь от него, и с этим будет покончено навсегда.

Через три часа, как я сказал, у мексиканца появилось желание вести себя хорошо. Я вернул ему одежду, принес одеяло, позволил выкурить сигарету и уложил. Когда я собирался выходить, шериф Мейплз заглянул в камеру и удивленно покачал головой.

– Не представляю, Лу, как тебе это удалось, – изумился он. – Черт побери, откуда у тебя берется терпение?

– Просто нужно все время улыбаться, – ответил я. – Вот и весь секрет.

– Да? Как же, рассказывай, – усмехнулся шериф.

– Но это так, – настаивал я. – Тот, кто улыбается, всегда выигрывает.

Он подозрительно посмотрел на меня, и я расхохотался и хлопнул его по спине.

– Шучу, Боб, – сказал я.

Какого черта? Ведь нельзя за одну ночь изменить привычки. И какой вред от маленькой шутки?

Шериф пожелал мне приятного воскресенья, и я поехал домой. Я сделал себе огромную яичницу с ветчиной и жареной картошкой и отнес тарелку в кабинет отца. Ел я за его столом, впервые за долгое время чувствуя себя таким умиротворенным.

Я принял одно решение. Что бы ни случилось, на Эми Стентон я не женюсь. Я и так старался держаться от нее подальше исключительно ради ее же блага, поэтому не считал себя вправе жениться на ней. А даже если бы и считал, все равно не сделал бы этого. Если все же мне придется жениться, то уж не на этой властолюбивой вертихвостке с острым, как колючая проволока, языком и такими же тонкими, как проволока, извилинами.

Я отнес посуду в кухню, вымыл ее, а потом принял ванну. После ванны я лег спать и спал как убитый до десяти утра. Завтракая, я услышал, как на подъездной дорожке захрустел гравий, и, выглянув в окно, увидел «кадиллак» Честера Конвея.

Он вошел в дом, не постучав, – люди привыкли не стучаться еще в те времена, когда практиковал отец, – и сразу направился в кухню.

– Сиди, малыш, сиди, – сказал он, хотя я и не собирался вставать. – Продолжай завтракать.

– Спасибо, – проговорил я.

Он сел и, вытянув шею, принялся разглядывать еду на моей тарелке.

– Кофе свежий? Я бы не отказался от чашки. Встань и налей мне, ладно?

– Да, сэр, – просиял я. – Сию минуту, мистер Конвей, сэр.

Моя нарочитая любезность, естественно, не раздражала его – он считал, что имеет на это право. Он с хлюпаньем сделал один глоток, потом второй. Третьим глотком он опорожнил чашку. Он сказал, что больше кофе не будет, хотя я и не предлагал ему, и прикурил сигару. Он бросил спичку на пол, выдохнул дым и стряхнул пепел в чашку.

В большинстве своем жители Западного Техаса очень властны, но они не идут напролом, если обнаруживают, что человек умеет защищаться. Они быстро учатся уважать его права. Честер Конвей являлся исключением. Он был большой «шишкой» в городе еще до нефтяного бума. Ему всегда удавалось строить отношения с людьми на своих условиях. Он так долго жил без оппозиции, что не сразу распознал ее, когда она появилась. Думаю, он бы и головы не повернул, если бы я проклял его в церкви. Его слух иногда вытворял странные вещи.

Мне нетрудно было поверить в то, что он подстроил гибель Майка. Тот факт, что именно он сделал это, сразу расставил бы все на свои места.

– Ну, – сказал он, тряся пепел над столом, – все подготовил к сегодняшнему вечеру, а? Нет вероятности, что что-то сорвется? Ты раскрутишь это дело так, что оно будет крутиться в нужную сторону?

– Я ничего не собираюсь делать, – ответил я. – Я сделал все, что собирался.

– Не думай, Лу, что мы оставим все как есть. Помнишь, я сказал тебе, что эта идея мне не нравится? Она и сейчас мне не нравится. Этот проклятый безумец Элмер снова виделся с ней. Ты, малыш, сам заберешь деньги. Все готово, десять тысяч мелкими купюрами, и...