— Верно. Значит, тебе это известно?
— Да. Но я знаю также, что связи бывают иллюзорными, обманчивыми. Если достаточно упорно ищешь, то находишь соответствия между чем угодно.
— Конечно, уж нам ли это не знать? Мы набрасываемся на связи, которые ничего не означают, и упускаем те, в которых действительно что-то содержится… Нет, я на это не слишком полагался. Слово «Оса» ведь могло означать массу разных вещей. Но у меня на тот момент не было почти никаких других зацепок. Кроме того, мне наговорили так много мифической ерунды об этой личности, что я хотел, при всех условиях, расколоть ее. Мы углубились в далекое прошлое, реконструировали старые диалоги на хакерских сайтах, прочли каждое слово, какое смогли, из написанного Осой в Сети, изучили каждую операцию, за которой, мы знали, стоит эта персона, — и довольно быстро, хоть и вкратце, познакомились с Осой. Мы уверились в том, что это женщина, хотя она и выражалась не чисто по-женски, и поняли, что она шведка. Много ранних реплик было написано по-шведски, но это, в общем-то, тоже не слишком много давало. Однако поскольку в организации, которую она изучала, имелась шведская привязка и поскольку Франс Бальдер тоже был шведом, это делало след еще более притягательным. Я связался с людьми из вашего Радиотехнического центра, они начали поиски в своих регистрах, и действительно…
— Что?
— Нашли нечто, приведшее к прорыву. Много лет назад они изучали хакерское дело именно с ником Оса. Это было настолько давно, что Оса тогда еще не особенно хорошо умела шифровать.
— Что же тогда произошло?
— Радиотехнический центр насторожило то, что она пыталась раздобыть сведения о лицах, сбежавших из спецслужб других стран, и этого хватило для того, чтобы запустить в ход охранные системы центра. Они предприняли расследование, которое привело к компьютеру в детской психиатрической клинике в Упсале, принадлежавшему главному врачу по фамилии Телеборьян. По какой-то причине — вероятно, поскольку Телеборьян оказывал шведской службе безопасности некоторые услуги, — его считали выше всяких подозрений. Вместо этого центр сосредоточился на двух санитарах, считавшихся подозрительными, потому что они были… ну, попросту иммигрантами. Мысль непостижимо кретинская и стереотипная, и они ничего не добились.
— Могу себе представить.
— Но сейчас, много позже, я попросил одного парня из Радиотехнического центра переслать мне тот старый материал, и мы подошли к нему совершенно по-другому. Знаешь, для того, чтобы быть хорошим хакером, необязательно быть большим и толстым и бриться по утрам. Я встречал бесподобных мастеров в возрасте двенадцати-тринадцати лет, и поэтому мне представлялось само собой разумеющимся проверить каждого ребенка, лежавшего в то время в клинике. В материале имелся полный список, и я засадил троих своих парней изучать их всех от и до. И знаешь, что мы обнаружили? Среди детей оказалась дочь бывшего шпиона и большого мерзавца Залаченко, которым в то время так интенсивно интересовались наши коллеги из ЦРУ, и тут все внезапно стало чрезвычайно интересным. Как тебе, возможно, известно, существуют точки соприкосновения между группировкой, которую исследовал хакер, и бывшим преступным синдикатом Залаченко.
— Это не обязательно означает, что Оса хакнула вас именно поэтому.
— Конечно, нет. Но мы присмотрелись к этой девочке поближе, и… как бы сказать… У нее волнующее прошлое, не так ли? Правда, очень много информации о ней в официальных источниках таинственным образом оказалось стертой. Однако мы нашли более чем достаточно. Не знаю, возможно, я ошибаюсь, но у меня ощущение, что перед нами какой-то чудовищный случай, глобальная травма. У нас имеется маленькая квартирка в Стокгольме и мать-одиночка, которая работает кассиршей в универсаме и борется за то, чтобы обеспечить себе и дочерям-близнецам хоть сколько-нибудь приличное существование. Казалось бы, мы находимся вдали от большого мира. Но тем не менее…
— …большой мир там присутствует.
— Да, тем не менее, когда их навещает отец, туда врывается ветер большой политики… Микаэль, ты же ни черта обо мне не знаешь.
— Да.
— Но мне хорошо известно, каково приходится ребенку, когда в непосредственной близости от него творится грубое насилие.
— Значит, тебе это знакомо?
— Да, и еще лучше я знаю, каково ощущается, когда общество ни хрена не делает, чтобы наказать виновных. Это причиняет боль, парень, жуткую боль, и меня ничуть не удивляет, что большинство детей, оказавшихся свидетелями такого, погибает. Вырастая, они сами становятся деструктивными сволочами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу