Томас Фейхи: Ночные видения

— Эй! Эй! Полегче.

— Фрэнк? Фрэнк! Какого черта… Что ты здесь делаешь?

— Я тоже рад тебя видеть.

Он потирает место, куда пришелся удар. В тусклом свете уличных фонарей его зеленые глаза и светлые, песочного цвета волосы становятся одинаково серыми. Руки исчезают в глубоких карманах длинного пальто, и под ним яснее проступают знакомые очертания мускулистой, высокой — почти шесть футов — фигуры.

— Ну… ты как? — неуверенно, осторожно спрашивает он.

— Как я? Какого черта ты здесь делаешь?

— Только что прилетел, и вот захотелось увидеть тебя. Мы ведь уже давно…

— У людей принято сначала звонить. Как ты узнал, где я?..

— Похоже, ты немного нервничаешь. У тебя все в порядке?

— Я не нервничаю! — бросает Саманта, поддаваясь вспышке гнева.

Помимо прочего, ее всегда раздражала самоуверенность Фрэнка. Встречаясь во время учебы на юридическом, они редко конфликтовали, а когда все же ссорились, то главным образом из-за слов. Слова требовались Фрэнку для объяснения того, что происходило между ними. Слова, чтобы уточнять, определять, придавать форму и укреплять. Слова, чтобы заставить ее быть ответственной. Он хотел уверенности и определенности в любви, хотел знать, что она не эфемерна, а реальна. Стремясь к уверенности и определенности, Фрэнк давил на Саманту, требовал гарантий, дать которые она не могла. А когда Саманта замыкалась в молчании, разговаривал с ней так, как будто знал ее лучше, чем она сама. Предсказывал, когда она опоздает, рассердится, будет счастлива, а когда отдалится. Фрэнк как будто заполнял словами пустоту, возникавшую, если Саманта отказывалась говорить.

— И все же как ты узнал, где меня найти?

— Сегодня четверг. В четверг у тебя фехтование. После фехтования — хор. Я ведь не ошибся насчет фехтования, верно?

Он показывает на ее спортивную сумку.

Саманта, не отвечая, проходит мимо него и направляется к машине. Сердце не успокоилось и продолжает колотиться, и она лишь надеется, что он не слышит этого. Тем не менее ей становится легче, когда Фрэнк пристраивается рядом.

— Чем еще ты занимаешься в Сан-Франциско, помимо того что выслеживаешь меня? Не могу поверить, что твоя новая фирма уже предоставила тебе отпуск.

— Ну, это в общем-то и не фирма. Скорее корпорация с юридическим и следственным отделами. — Он на мгновение умолкает и смотрит на тротуар. — Поэтому-то я и здесь. Расследую одно дело.

— Ух ты, настоящий борец с преступностью! Тебе уже дали плащ и все остальное?

Улыбка смягчает резкость слов.

— Очень смешно. Вообще-то речь идет о пропавшей женщине. Мне бы хотелось узнать твое мнение кое о чем. Разумеется, если ты не против.

Разделяющее их молчание заполняет только звук несовпадающих шагов и ее тяжело стучащего сердца.

— Ну вот мы и пришли, — говорит Саманта и, останавливаясь рядом с некогда красным, а ныне бледно-оранжевым «вольво», роется в сумочке, где должны лежать ключи.

— Послушай, может, выпьем кофе или еще что-нибудь? Мне действительно…

— Ты исчез шесть месяцев назад. С тех пор никаких известий. И вот теперь ты полагаешь, что я все брошу только потому, что ты возвратился в город на пару дней? Если я так чертовски предсказуема, то тебе следовало бы понять…

— Речь идет о жизни женщины, Сэм. Все, что мне нужно, — это час твоего времени. А потом, если не пожелаешь иметь со мной ничего общего, поступай как знаешь.

Удивленная этими словами, Саманта смотрит на него. Ей не хочется, чтобы Фрэнк уходил из ее жизни. Просто она не знает, есть ли в ней место для него.

— Ладно, но в таком случае ты угощаешь.

Фрэнк пытается настоять на том, чтобы поехать на его машине, потому что в машине Саманты не работает радио. Не работает оно уже почти три года, и это еще один предмет их разногласий. Фрэнк всегда окружал себя звуками, причем чаще всего для него не имело значения, что это за звуки — радиопередачи, телевизионные шоу, музыка. Ему просто необходимо заполнять чем-то молчание и тишину. С фоновым шумом в пустой квартире становится не так одиноко, а паузы в разговоре звучат не так грустно.

Фрэнк думает, что потребность в звуках передалась ему в наследство от отца, работавшего в транспортно-экспедиционной компании. Работа была тяжелая и шумная. Каждый день на протяжении многих лет мистер Беннет, занимавшийся погрузкой и разгрузкой алюминиевых контейнеров, слышал назойливое гудение погрузчиков, урчание двигателей, грохот и лязг механизмов. Его пальцы с распухшими больными суставами напоминали пальцы страдающего от артрита кукольника, и Фрэнк хорошо помнит, как всегда таращился на них, когда отец садился обедать. Локти на столе, пальцы нависли над тарелкой с бесцветным цыпленком и горошком, словно подвешенные на невидимых нитях.