Стивен Фрей - Афера

— Да, конечно, терять нечего.

— Кстати, Феникс, а как вы в конце концов разобрались с нашим другом мистером Праушем?

Феникс сделал глоток пепси-колы и улыбнулся.

— Его теперь зовут Борманом, и бедняга врезался на машине в скалу.

Президент быстро прошел мимо своих помощников, выстроившихся в коротком переходе, ведущем в конференц-зал Белого дома. Он решительно поднялся на возвышение и, заняв свое обычное место на трибуне с президентской печатью, покровительственной улыбкой приветствовал собравшихся журналистов. От софитов было сегодня особенно жарко, но президент не подал вида. Это было бы самоубийством.

— Добрый вечер. Извините за небольшое опоздание, но сегодня, сами понимаете, день был тяжелый. — Президент полностью владел собой. — Я зачитаю короткое заявление, а потом отвечу на несколько вопросов. — Он сделал паузу и откашлялся. — Позвольте начать с того, что банковская система страны по-прежнему вполне здорова. Сегодня на протяжении всего дня должностные лица из нью-йоркского отделения Федеральной резервной системы совещались с руководством Южного Национального банка. Он сейчас испытывает кое-какие проблемы с ликвидностью, но мы считаем, что все свои обязательства перед вкладчиками банк выполнит.

— А когда он снова откроется? — выкрикнул кто-то из задних рядов?

Президент слегка отвернулся от софитов и прикрыл глаза, пытаясь разглядеть, что это за наглец не дает ему дочитать до конца приготовленный текст заявления. Ничего из этого не получилось, и он про себя отметил: надо распорядиться, чтобы помощники выяснили и больше этого типа на подобного рода брифинги не допускали. Но кто же все-таки это? Уж не бандит ли какой-нибудь из «Кроникл»?

— Мы рассчитываем, что это произойдет в конце следующей недели.

По залу пробежал ропот. Только в конце следующей недели, да и то, судя по тону, президент даже в этом не вполне уверен.

— Вы должны понять, Южный Национальный — крупное учреждение и его преждевременное открытие может оказать разрушительное... — Президент прикусил язык, но было уже поздно.

— Разрушительное? — раздался тот же голос. — Как это понять — разрушительное?

Зазвучали и другие голоса, вопросы посыпались один за другим, распространяясь со скоростью пожара.

— Тихо! — Президент поднял руки и нервно посмотрел в сторону телекамер. Надо же быть таким болваном! И как только это слово вылетело у него изо рта? — Тихо! Позвольте мне дочитать заявление, иначе никаких вопросов.

Журналисты постепенно успокоились.

— Банки стоят прочно, Федеральная резервная система полностью контролирует ситуацию. По этому вопросу мне добавить нечего. Далее мне хотелось бы заявить, что я ни в коей мере не причастен к обыскам, имевшим место в штаб-квартире «Лоудстар инвестмент менеджмент» нынче утром. С Виктором Фаринхолтом я знаком давно, но тесных отношений с ним не поддерживаю. Моя жена и я, подобно нескольким членам Верховного суда, а так же конгрессменам, демократам и республиканцам, пользуемся услугами его фирмы, однако... — Уоррен улыбнулся, словно упоминание о других должностных лицах автоматически освобождало его от любых подозрений в совершении каких бы то ни было грехов, — абсурдно полагать, что я могу даже помыслить о том, чтобы оказать на кого-либо давление или незаконно использовать информацию в целях обогащения. — Сочетание «конфиденциальная информация» Уоррен не использовал, помощники дали ему на этот счет четкие инструкции. — Вот и все, что я имею сказать по этому поводу.

— Господин президент! Господин президент! — немедленно загалдели журналисты.

Президент обвел зал взглядом, и за лесом взметенных вверх рук отыскал наконец Синтию Дрюс, корреспондента «Ю-Эс-Эй тудей», аккредитованного при Белом доме. В своих материалах она никогда не писала ничего дурного ни о нем, ни о его политике. Между ними существовало взаимопонимание. Пусть она и начинает — тон задаст. Президент с улыбкой кивнул ей. Остальные притихли.

— Господин президент, что вы можете сказать о меморандуме Лейна и вашей личной причастности к использованию конфиденциальной информации? — Синтия сразу приступила к делу, и тон ее был резок и решителен.

Президент пристально посмотрел на Синтию и откашлялся. В зале внезапно наступила тишина — устрашающая тишина. Доныне президент чувствовал себя в этом зале как дома, расточал улыбки, дергал за ниточки. Но сегодня все было иначе.