Стивен Фрей: Афера

Февраль 1992 года

Жизнь была хороша. Эндрю Фэлкон надеялся, что ему вот-вот привалит куча денег. Всего пятнадцать месяцев назад он стал самым молодым компаньоном старейшего и наиболее уважаемого на Уолл-стрит инвестиционного банка «Уинтроп, Хокинс и К°» за всю стосорокадвухлетнюю историю существования. Глубоко затянувшись сигарой «Маканудо», Эндрю откинулся на спинку стула с подголовником и неторопливо выдохнул плотную струю дыма в высокий потолок «Рэкет-клаб», традиционного места встреч нью-йоркской элиты. Вообще-то сигар он не курил, но нынче вечером их вкус был приятен ему.

В голове у Фэлкона шумело. Ежегодный ужин компаньонов — первый в его жизни, поскольку компаньоном он стал лишь в прошлом году, — продолжался уже четыре часа. За это время Фэлкон пропустил несколько бокалов с коктейлем «Гленливе» и бутылку каберне к филе-миньон. Как раз в этот момент он заметил, что официанты в белых перчатках откупоривают огромные бутылки шампанского «Дом Периньон».

Чтобы обслужить семьдесят шесть компаньонов, официантам понадобится несколько минут, а Эндрю должен сохранить неколебимое хладнокровие. Совсем скоро начнут распределять годовые премии, и в предвкушении этого мига у всех подводило живот от волнения. Ведь это не обычные корпоративные премии, как говорится, «десять тысяч и поцелуй в придачу». Речь идет о настоящих деньгах, о деньгах инвестиционного банка. Фэлкон потянулся к графинчику с коньяком, стоявшему перед ним на льняной скатерти.

В неярко освещенном зале с панелями из красного дерева столы были расставлены в форме буквы U. Во главе расположился И.Грэнвилл Уинтроп Четвертый, праправнук основателя банка и прямой потомок первого губернатора колонии Массачусетс-Бэй. Другие компаньоны сидели по обе стороны от Уинтропа, в соответствии со сроком службы в банке: старейшины непосредственно слева и справа и так далее, по убывающей.

Место Фэлкона было в самом конце слева, напротив Роланда Томпсона, худого, аристократического вида мужчины тридцати восьми лет, который, несмотря на стопроцентное зрение, носил очки в черепаховой оправе. Томпсон стал компаньоном два года назад. Тогда он едва ли не в одночасье вывел банк в лидеры по кредитным операциям. Однако в нынешнем году — по крайней мере, среди компаньонов циркулировали такие слухи — Томпсон заключил несколько крайне неудачных сделок, обернувшихся для банка крупными потерями. Впрочем, точно знали об этом только Грэнвилл, еще четыре члена Исполнительного комитета и сам Томпсон. Согласно традициям «Уинтроп, Хокинс и К°», сведения о потерях в тех или иных подразделениях банка компаньонам не сообщались. Что, разумеется, не мешало им делиться друг с другом разными предположениями. Эндрю заметил, что Томпсон напился уже в самом начале ужина. Заметил он и то, что за аперитивом никто не стремился поддерживать с ним разговор. Теперь Томпсон набрался так, что едва держался на стуле.

Подразделение, в котором работал Томпсон, было, по слухам, не единственным, где дела шли ни шатко ни валко. Поговаривали, будто прибыль отделов твердых доходов и собственного капитала — двух ведущих подразделений банка — упала по сравнению с оптимистическими показателями предшествующих лет. Первоначальные взносы, гарантированная страховка, торговые показатели в этих подразделениях — все пошло вниз. И стало это результатом того, что президент Соединенных Штатов назвал экономической стабильностью — медленным, но неуклонным ростом. А в инвестиционных банках это называется иначе — анемией. Здесь не любят ничего медленного и неуклонного. Здесь любят темп и изменчивость, что и лежит в основе гигантских прибылей. А их-то в последнее время и нет, почти нет. Эндрю раскурил сигару. Быть может, не стоит ожидать от этого ужина слишком многого.

Фэлкон посмотрел на тех, кто сидел во главе стола. Грэнвилл улыбался своей обычной сдержанной улыбкой чему-то, что говорил ему сосед слева. Точно так же он улыбается, когда ему сообщают новости, причем не важно какие — хорошие, дурные, нейтральные. Вглядевшись в выражение лица Грэнвилла, Эндрю не заметил ничего, что хоть как-то прояснило бы вопрос с премиями. Грэнвилл идеально воплощал тот тип банкира, который на жаргоне Уолл-стрит назывался просто — "Я". Он никогда не выказывал чувств. Потому что иначе можно оказаться в проигрыше.

Эндрю поудобнее устроился на стуле и усмехнулся.