Филип Фармер - Образ зверя

Оставив барона, Чайлд подошел к окну и отдернул большие пыльные шторы. Два огромных французских окна затеняло что-то серое. День уже занялся, но свет за окном был тусклым, как будто ночь оставила по себе несмываемый след. Небо было темно-серым с вившимися по нему тут и там серо-зелеными облачками.

Чайлд заглянул во мрак под кроватью. Там оказалась грубо сработанная дубовая крышка гроба. Он похолодел. Мертвая тишина, потрескивание горящих свечей, тяжелое темное дерево кругом, огоньки, которые как будто разбрасывали вокруг себя не свет, а тени, грубая, скорее даже архаичная обстановка комнаты и ее похожий на труп обитатель, которого он вполне ожидал тут увидеть, а увидев, все равно вздрогнул от неожиданности — все окутывало его будто саваном. Собственное дыхание царапало ему горло.

Возможно, эта комната воспроизводит обстановку в карпатском родовом замке барона? И почему кругом сплошь примитивно обработанный дуб? И почему столь грубой работы гроб, когда Игеску в состоянии позволить себе самое лучшее?

Некоторые предметы в комнате соответствовали суевериям (он теперь знал, что это далеко не суеверия). Назначение других предметов оставалось неизвестным.

У Чайлда мелькнула догадка, что комната была построена и обставлена в соответствии с традициями, гораздо более древними, чем те, что приписывали нечистой силе даже средневековые легенды, что колоду, дуб и свечи использовали задолго до того, как получили свое название Карпатские горы, задолго до того, как возникла в качестве римской колонии Румыния, задолго до того, как была воздвигнута мать всех городов — Вечный Рим. А возможно, и задолго до того, как первые говорящие на индоевропейских языках люди начали распространяться со своей прародины на земли, которые через несколько тысячелетий будут называться Австрия и Венгрия. Архетип этой комнаты, архетип лежащего в колоде — в той или иной форме существовал в Европе и в иных землях, когда люди говорили еще на языках, канувших теперь без следа, когда говорившие на них люди еще использовали каменные орудия.

Каково бы ни было происхождение таких, как Игеску, независимо от того, насколько близко или отдаленно он напоминал существо, порожденное фольклором, легендами и суевериями, при свете дня барон ничем не отличался от покойника. Солнечные лучи несли в себе силу, отвечавшую за временную задержку анимации или какой-либо активности. Возможно, причиной этого странного сна являлся какой-то другой связанный с солнечной энергией феномен. Или, может быть, наоборот, все дело в отсутствии луны? Нет, последнее — не слишком логично, поскольку луну нередко можно видеть в небе и днем тоже. Возможно, правда, наличие иного светила значительно снижает влияние луны.

Не будь Игеску вынужден, он ни за что не прекратил бы поисков Долорес и Чайлда в потайных ходах дома. И опять же, если он знает, что они бродят где-то на свободе, он должен был позаботиться о том, чтобы не быть особенно уязвимым в дневное время.

Чайлд еще более похолодел, если не считать жаркой точки между лопаток, фокуса чего-то, что, спрятавшись невесть где, пристально смотрело ему в спину.

Он быстро огляделся по сторонам, внимательно осмотрел потолок, где к дубовым балкам льнули темные тени, еще раз заглянул под кровать, за немногие стоявшие по стенам комнаты стулья — ничего.

В ванной тоже никого не было. В соседней комнате, находящейся за массивной дубовой дверью в западной стене, тоже ничего живого не было, только в дальнем углу стоял массивный гроб из красного дерева с золотой окантовкой и ручками из листового золота.

Чайлд поднял крышку гроба, совсем уже приготовившись обнаружить там тело. Однако гроб был пуст. Или он служил убежищем тому, кто вынужден был спать днем, или его использовал в чрезвычайных случаях сам барон. Чайлд отвернул краешек атласной обивки и тоже нашел под ней землю.

Он вернулся в обшитый дубом зал. Внешне за время его отсутствия ничего не изменилось. И все же гнетущая тишина как будто потрескивала. Как будто вмешательство «иного» создавало разреженную атмосферу, которая тут же излишне сгустилась. Тени внезапно стали казаться гуще, зеленый свет свечей стал более темным и еще более зловещим.

Сжимая в руке рапиру, Чайлд застыл в дверях. Он даже задержал дыхание, чтобы лучше слышать.

Что-то вошло в эту комнату, то ли из потайного хода в стене, то ли через дверь в стене западной. Чайлд сомневался, что оно могло попасть сюда через потайной ход, поскольку поставленный там страж атаковал бы его прежде, чем он, Чайлд, попал в усыпальницу барона.