Сергей Чилая - Виварий

Его выгнали из клиники Судакова, потом из городской больницы, из поликлиники, пока, наконец, Ковбой не сжалился и не взял к себе в Виварий… А когда друзья-коллеги поняли, что получили то, что хотели и виртуоза-хирурга не стало, они забыли о нем и к ним теперь стали выстраиваться блатные очереди пациентов, что когда-то выстраивались к нему…

— Может, попробуешь найти добровольцев…, — сказал Митя, когда пауза стала невыносимой. — Бывает, супружеские пары отказываются от будущего ребенка…

— Мне надо вместе с маткой… Найдите…. Заплачу…

— Что за исследования?

— Не хотелось бы говорить об этом пока… Тема может оказаться патентоспособной

— Думаешь сразу побегу оформлять заявку? — обиделся Борщев.

— Меня интересует антигенная активность органов новорожденных, как потенциального источника нового донорства, — сказала она, первое, что пришло в голову, не рассчитывая особенно на его компетентность…

— У новорожденных человеческих детенышей антигенная активность отсутствует, — сказал Борщев, демонстрируя удивительное знакомство со специальной литературой. — Они идеальные доноры органов, трансплантируя которые легко получить людей-химер… Вопрос давно исследован… Странно, что ты не знаешь этого, Лопухина, заведуя отделением… За что тебя тогда продвигает Ковбой-Трофим? За хирургическое мастерство, которого нет…? Ладно…, попробую… Корысть всегда способствовала гибкости ума…

Через неделю Митя Борщев позвонил и сказал уверенно:

— Это встанет тебе в пять тыщ зеленых, Лопухина!

— Три!

— Вспомни сколько за почку получаете с Ковбоем… Вспомнила? Окей! Значит, пять!

— Три! — стояла на своем Елена.

— Хорошо, — согласился Митя. — Полторы тыщи — задаток…

— А куда вы собираетесь привезти его?

— Кого? Зародыш человечий? А в Виварий… Куда ж еще?

Зимы все не было, но не было и сырости уже: только колючий ветер, холодно, без мороза иногда, и смерзшаяся земля, голая и твердая, как асфальт с сухими травинками в трещинах… Ночью ветер крепчал, извлекая из струн-стволов под окнами Вивария густые басовитые звуки, на которые накладывалось подвывание голых веток, выше тоном на две октавы, тревожное, немного исламское по мелодике, не по инструментовке…

В одну из таких ночей машина скорой помощи доставила в Виварий термостатируемый контейнер.

— Скорыю визвалыы? — спросил с акцентом молодой парень, непохожий на санитара: без халата, в вечернем костюме, с тонким горбоносым смуглым лицом и черными глазами.

— Skibby! [47]— подумала сонная Станислава и сказала: — Да…, еще в детстве. — Поглядела на термостат, спросила: — Что в нем?

— Нэ знаэм, сыстра… Сматры сама, да! — и ногой подтолкнул к ней контейнер по скользкому мокрому полу…

Лопухина, в странном приступе научного фанатизма, легко сметавшем нравственные и социальные преграды, замешанном, как почти у всех, на тщеславии, любови неизвестно к кому, корысти и эгоизме, наплевав на уголовные условности, в неясной, но отчаянной надежде получить выдающийся научный результат, который послужит индульгенцией, забыв обещания, данные Фрэту, вместе с Вавилой той же ночью вшила сосудистую ножку с маточными артерией и веной иссеченного мышечно-эндометриального лоскута человеческой матки вместе с недифференцируемым пока зародышем в соответствующие разрезы стенок внутренних подвздошной сосудов актера, продекларировав операцию, как наложение нового артерио-венозного шунта для гемодиализа взамен затромбировавшегося…

— Если имплантант приживет, — сказала Лопухина, — твой старик сбросит в течение нескольких месяцев лет десять-пятнадцать и тогда трансплантируем ему почку без очереди…

— …и без денег! — добавил Вавила. — И тогда, как говорит Фрэт: «We shall go large everybody!» [48]

После имплантации с Рывкиным стали происходить события, не укладывающиеся в рамки обыденных представлений о жизни послеоперационных больных Отделения почечной трансплантологии. Первыми это заметили врачи-лаборанты, почти ежедневно исследовавшие его кровь и мочу. Они попросили повторить анализы, чтоб исключить ошибку, однако показатели деятельности почек неутомимо улучшались, и скоро это почувствовал и сам актер, который начал увиливать от ежедневных процедур гемодиализа… Это было так необычно, как если бы больной, загибавшийся от дыхательной недостаточности, старательно выдергивал из носа катетр, доставляющий в легкие кислород…, а Рывкин старался. Он вообще пренебрегал больничными порядками…