Джеймс Чейз - Место любви

Генерал остолбенел. Кровь бросилась ему в лицо. Он поднял руку, как бы намереваясь ее ударить. Она спокойно встретила его бешеный взгляд. В течение нескольких секунд он был настолько ошеломлен, что мог лишь издавать какое-то хлюпанье. Потом он отпрянул.

— Как вы смеете говорить мне такие вещи?

— Я и подумала, что тут какое-то недоразумение. Ваш лейтенант предупредил меня, чтобы я не ожидала от вас никакой пощады и что, если я не покорюсь вам, меня будут держать на вашей постели ваши солдаты.

Пренебрежение и презрение в ее голосе почти довели генерала до сумасшествия. Она стояла, выпрямившись, глаза ее сверкали, руки сжались в кулаки. Она понимала, что все зависит от того, удастся ли ей разжечь его гнев.

— Мне стало легче от того, что вы сердитесь, генерал, — продолжала она. — Я ни на миг не поверила, что человек, достигший вашего ранга, способен на такое невыносимое оскорбление по отношению к женщине. Может быть, вы перемените представление о вас у вашего лейтенанта. Оно вам не льстит.

Фуэнтес сделал быстрый шаг вперед и стиснул ее руку. Его лицо было белым от ярости.

— Неужели он и вправду сказал это?

Майра, чувствуя легкую тошноту, тихо произнесла:

— С меня хватает кубинского гостеприимства на сегодняшний вечер. Будьте любезны отпустить меня назад в мою комнату.

Она повернулась к двери. Часовой уставился на нее и сделал — не очень охотно — попытку ее остановить. Майра проскользнула мимо него и пошла по коридору. Она слышала позади легкие шажки генерала и должна была сделать усилие над собой, чтобы не пуститься бегом. Он догнал ее на лестничной площадке.

— Очень жаль, что вам пришлось перенести такое обращение. Не пересмотрите ли вы ваше решение и не вернетесь ли в мои апартаменты? Я могу заверить вас, что у меня вы в безопасности. Что же касается лейтенанта Картеца, то он будет строго наказан.

Стараясь сохранять твердость Голоса, Майра сказала:

— Вы должны простить меня, генерал, я испытала слишком сильное потрясение. Ваше великодушие, когда вы застали меня совершенно врасплох, достойно высочайших традиций вашей расы. Пожалуйста, не считайте меня неблагодарной.

Она одарила его испуганной улыбкой и побежала вниз. Генерал смотрел ей вслед. Он был похож на обалдевшего быка на арене, ошеломленного неожиданным взмахом пелерины матадора.

Он стоял в глубоком раздумье на лестничной площадке, пока она не скрылась из виду. Потом его лицо перекосила зверская ярость, он резко повернулся кругом и рявкнул часовому:

— Лейтенанта Картеца ко мне сейчас же!

Часовой с круглыми от страха глазами поспешно повиновался. Фуэнтес его остановил.

— Подожди, — сказал он. — Через час приведи ко мне женщину, понимаешь? Годится та девчонка, которая работает здесь. Разыщи ее и приведи ко мне через час.

Часовой ухмыльнулся:

— Есть, ваше превосходительство.

Фуэнтес взглянул на него с подозрением:

— Если ты дотронешься до нее в течение этого часа, я лично буду присутствовать при твоем наказании. Смотри, чтобы она была чистая и в чистом белье, когда ты ее приведешь. Теперь пришли ко мне лейтенанта.

Он повернулся и пошел в свою комнату быстрой, нетерпеливой походкой.

Маленькие разукрашенные часы на каминной полке звонко пробили девять. Через открытое окно доносились отдаленные крики и редкие выстрелы. Моркомбр сидел на полу спиной к двери и глядел в темноту за окном. Уже полчаса он не шевелился.

Квентин в рубашке с короткими рукавами, с расстегнутым воротом мерил комнату широкими шагами. В камине громоздилась куча окурков. Он то и дело косился на Майру, спавшую на диване. Он думал, что теперь, когда ее черты расслабились, она выглядит очень усталой, бессильной и беззащитной. Он подошел к Моркомбру и встал за ним, вглядываясь в ночную мглу.

— Мы попали в переделку, Билл, — произнес он очень тихо. — Надо что-то предпринять, пока не прошла ночь. — Он посмотрел через плечо на спящую девушку. — Ей повезло вырваться на этот раз, но завтра будет другое дело. Нам надо попытаться вытащить ее из этого.

Моркомбр проворчал:

— Ты имеешь в виду прокладывание пути через орды солдат, отстреливаясь, как в кино?

— В таком духе.

— И мы — двое чудаков — защищаем ее от свинцового града нашими большими загорелыми телами?

— Нечто в этом роде.

— О'кей, если так ты считаешь. Я полагаю, с меня довольно газетной работы. Может быть, на том свете будет не так уж плохо. — Он рассмеялся. — Интересно, снимают ли ангелы свои крылья, когда ложатся спать? Пожалуй, это неудобно, если не снимать.