Максим Шаттам - Хищники

Рисби скрестил руки на груди и нахмурил брови.

— Эй, это не потому, что вы когда-то залатали меня?..

— Вы мне ничем не обязаны, просто мне нужна помощь, и я не знаю никого, к кому бы могла обратиться.

Рисби сделал гримасу, которую Энн приняла за знак согласия, что-то типа «я не хотел бы в это вмешиваться», но он сказал:

— Давайте выкладывайте, о чем вы хотите попросить?

Энн вошла в церковь поздним утром. Фревен стоял на возвышении перед алтарем, в окружении досок с записями, и что-то говорил своим людям, сидевшим на скамейках этого своеобразного офиса. Энн догадалась, что ВП готовит вторжение в лагерь третьего взвода с тем, чтобы обыскать каждую палатку, обшарить личные вещи каждого бойца. Фревен готовился объявить войну роте Рейвен.

Энн незаметно встала поодаль, чтобы слышать слова лейтенанта, и оказалось, что Фревен не излагал план штурма, а проводил анализ вчерашнего преступления. Слова Фревена отдавались эхом в сводах центрального нефа, и она заметила, что отсутствуют Донован и Маттерс.

— …чем больше времени проходит, тем больше он запутывает следы. Но зато есть поступки, которые он не способен контролировать, и некоторые его действия показывают, что это действительно так.

— Приведите конкретный пример, — попросил Бейкер.

— Личность человека не есть нечто конкретное, Бейкер, поэтому не ждите, что наши анализы выявят ее определенность. Я понимаю вашу неудовлетворенность, и, поверьте, я ее разделяю, но надо набраться терпения. Чем глубже становится наш анализ, тем отчетливее становится для нас личность преступника, и скоро мы узнаем, кто он. В частности, то, что он сделал прошлой ночью с обеими женщинами. Он даже не потрудился сбросить их тела в колодец, как поступил с мужчинами, потому что они не стоили его усилий.

— Или он хотел показать их нам! Все то же желание устроить спектакль! — предположил Конрад.

Фревен покачал головой:

— Не думаю, не в этот раз. У него не было установки ни на какой-то стиль, ни на то, чтобы произвести визуальный эффект или оригинально показать тела, как было, например, когда он опутал жертву тремя килограммами липкой ленты. Нет, на сей раз была только жестокость, членовредительство, повреждение гениталий двух женщин. Лицо было либо разбито, как у матери, либо закрыто тканью, как у дочери. Он не показывает нам их, он только демонстрирует результат своей ярости. При этом акцент сделан на их интимные места, задраны ночные рубашки. Половые органы изуродованы, изувечены. Если же подразумевалась мизансцена, то главное в ней — только предметы в телах, бутылка и свеча, в которых нет ничего особенного, кроме их формы, напоминающей пенис. Но это еще не все. Важно то, что убийца потрудился притащить девушку в комнату родителей.

— Почему? — спросил Бейкер, не понявший, что за этим последует.

— Потому что поясной ремень, который он использовал для удушения девушки, взят в ее комнате, там на комоде мы нашли две открытые картонные коробки, одна была пуста, в другой лежал поношенный ремень. Я думаю, что убийца вошел в комнату, когда девушка спала, перерыл ее вещи, то, что он смог сделать без риска разбудить ее. Он нашел ремни и взял более нарядный, для воскресной одежды. Именно из-за него он не стал убивать ее, как других детей, которых задушил простынями. При виде ремня, должно быть, что-то пробудилось в нем.

— Его били ремнем, когда он был ребенком, — предположил Монро.

Фревен направил на него указательный палец:

— Именно так. Мы знаем, что существует зависимость между жестокостью, сексуальностью и преступлением. Находясь в высшей степени возбуждения после убийства мальчиков, он вошел в комнату девушки. Там ему захотелось провести немного больше времени. В соседней комнате лежали еще теплые тела жертв, и ему понадобилось время, чтобы собраться с духом, включить воображение, выждать момент. Он смотрел на спящую девушку, не испытывая никакого сочувствия. Она для него была лишь объектом, на который обрушится его гнев. Затем он осмотрел мебель, проверил ящики. Вид поясов пробудил в нем болезненные воспоминания, связанные с моральными травмами, полученными в то время, когда формировалась его личность. Его охватила ярость. Подогревая самого себя, он выбрал нарядный воскресный ремень. Символика была слишком заманчивой. Он душил девушку до тех пор, пока она не перестала бить по постели руками и ногами. Она еще не умерла, но была без сознания. Тогда он прошел в комнату родителей, разбил им головы ударами молотка, того самого, который он взял на гумне. Все его действия в ходе этой бойни вполне соответствовали намеченной цели. Молоток, ремень, простыни, бутылка, свеча — всего лишь предметы, находившиеся на ферме, и все они контрастируют с теми замысловатыми и тщательно подготовленными мизансценами предыдущих преступлений.