Максим Шаттам - Душа зла

Дверь быстро открывается, войти внутрь не проблема. На первом этаже темно, свет проникает сюда сверху, поэтому я знаю, что никакой опасности тут быть не может. Знаю, где она, чувствую ее, а она даже не подозревает, что мой взгляд устремлен на нее через стены, что я уже здесь. У нее».

Бролен пересек гостиную и направился к лестнице. Дом был погружен в темноту. Свет горел лишь в ванной комнате, но снизу его почти не было видно. Ночные тени просачивались через окна гостиной, огромными чернильными пятнами ложились на стены и пол. Было сложно двигаться вперед, не рискуя задеть ногой что-нибудь из мебели, поэтому Бролен вытащил карманный фонарик и зажег его, направив луч света прямо на пол перед собой.

«Фонарь — продолжение моих глаз. Я вижу то, что его свет выхватывает из темноты».

Он поставил ногу на первую ступеньку и закрыл глаза.

«Напряжение растет, я уже совсем близко от нее, почти могу коснуться ее рукой. Как только я поднимусь наверх, все ускорится, а я хочу, чтобы это мгновение растянулось, чтобы оно длилось как можно дольше».

Бролен посветил вокруг себя в поисках каких-либо следов — возможно, убийца стоял здесь в течение нескольких минут, прислушиваясь к жизни наверху. Ничего. Зная, что последовало за этим, Бролен попросил коллег быть в доме как можно более аккуратными и постараться не оставлять лишних следов в тот вечер, когда обнаружили тело. И не допускать к месту преступления людей, которые невольно могли бы уничтожить здесь все улики. Но, несмотря на предосторожности, было маловероятно, что какой-нибудь след остался на лестнице — ею все равно пришлось пользоваться достаточно часто. Бролен продолжил подниматься.

«С каждой ступенькой мое сердце бьется все сильнее. Член приятно покалывает, я чувствую возбуждение, ненависть и страх одновременно. Член твердеет, это было бы почти невозможно в нормальной ситуации, и я испытываю одновременно удовольствие и раздражение. Последняя ступенька.

В тонком луче фонаря коридор кажется бесконечным. Дверь спальни приоткрыта, я уже вижу слабый отблеск света, пробивающийся из ванной комнаты и падающий на ковер. Я выключаю фонарь. Она совсем близко. Мое сбивчивое дыхание наполняет воздух, это — единственный знак моего присутствия. До моих ушей долетает плеск воды, и я вижу ее, голую, в ванне. Удары сердца отдаются в моем напряженном члене. Перчатки едва поскрипывают, когда я осторожно открываю дверь. Обожаю этот звук скрипящей кожи.

И вот она уже передо мной. Влажное тело лежит в горячей воде, груди плавают на поверхности, как шары, бедра блестят, аккуратно подстриженные волосы лобка слегка колышутся в воде. И тут она сразу же, слишком быстро, намного быстрее, чем мне бы хотелось, замечает меня, и я в порыве бешенства перестаю различать ее лицо. Я мог бы стоять здесь, глядя на нее бесконечно долго, но она не оставляет мне выбора. И вот я уже над ней, изо всех сил бью ее по лицу, на ее челюсти появляется след от удара, но от этого она не умирает. Она всего лишь не может пошевелиться, сползает вниз по стенке ванны и на белой поверхности остаются капельки воды. Ей не хватило времени закричать: острым лезвием ножа я протыкаю ее левое легкое. Ее грудь, на которую я хотел бы смотреть так долго, нежно прикасаясь к ней, проткнута насквозь, и, когда я вытаскиваю стальное лезвие, жир растекается по воде. Раз. Два. Три. Мой член так напряжен, что упирается в ткань брюк; сердце стучит изо всех сил, я вздрагиваю от слишком мощной порции адреналина, у меня сбивается дыхание. Еще. Еще. Еще. Капельки воды на стенах смешиваются с капельками крови. Кровь течет намного быстрее, оставляя длинные розовые следы».

Бролен живо представил себе сцену преступления, информация, изложенная в отчетах, превратилась в реальность, он явственно слышал крики, стоны, удары. Он почти не замечал, что, представляя происходившее здесь, с трудом сдерживал рыдания и сжал зубы с такой силой, что едва не стер эмаль.

Он видел, как его нож более десяти раз погрузился под кожу Камелии. Ощутил, как ее тело подает на пол с ясно различимым стуком — это ее голова ударилась о кафель. На сей раз ему не удалось выплеснуть наружу свое желание. Когда он раздвинул жертве ноги, она уже агонизировала.

Да, в этот раз он не стал уродовать ее влагалище, не дал волю своему раздражению и бешенству. Он начал не спеша тереться о жертву и через какое-то время достиг наслаждения.

Он кончил на нее!

Потому-то он ее и сжег! Кончил, оставив слишком заметный след, и ему пришлось стереть его с помощью огня!