Юрий Черняков - Чудо в перьях

— Вася, ты прости меня… — вздохнула она. — Но я бы присоединила, что мне у тебя нравится, к Павлу Сергеевичу. Я без музыки не смогу, Вася.

— А как же я? — перестал сопротивляться Вася. — Мы же договорились…

— Но я хочу петь! А ты мне запрещаешь.

— Я из-за него запрещаю, — сказал Вася.

— Ну все, все уже сказано! — вскочил я на ноги. — Иди, выйди к своим архаровцам, скажи, что я сегодня в форме! Весь взвод урою! Согласно фамилии!

Меня просто трясло. Она заметила это и взяла меня под руку.

— Успокойтесь, Павел Сергеевич! Вам нельзя волноваться. Вам нужно собраться и отрешиться от всего суетного, недостойного вашего таланта. Как я, Вася, недостойна твоей любви. Прости меня, Василечек! — всхлипнула она. — Но я не могу идти против своего призвания…

«Зачем я это все делаю?» — мелькнуло у меня в голове. Средняя певичка, ничего, кроме огромных глаз, в которые я смотрю, как в ноты. Отчего и пудрю ей мозги. А бедный Вася вот-вот расплачется. Плюнуть бы, хлопнуть дверью, но нет, закусил удила, вожжа под хвост — так это называется у мятежных жокеев, верных своей свободолюбивой директрисе? Бежали за ней в горы, как моя Сероглазка готова бежать за мной на край света. Она верна мне, но влюблена в этого конного ангелочка, готового распустить нюни… Да дай ты мне по морде, в конце-то концов! Мужик ты или не мужик? Не трону тебя, всего-то раз по морде этой наглой, самодовольной, которую уже сам видеть не могу, даже в зеркало, отчего постоянно режусь при бритье… Только спасибо скажу, ну, может, разок заеду для острастки… Но нет, если я самодоволен, то ты, мой хороший, самовлюблен! Нарцисс, сходящий с ума от самого себя. И потому — правильно делаю, что забираю от тебя своих девок и твоих детей…

— Пошли, — сказал я, вставая на ноги и отряхнув колени. — Нас ждут. Я сказал, что без тебя не вернусь.

…Ну вот, кажется, все, можно начинать. Стою перед своим хором, настраиваю себя на волну Шуберта, мычу мелодию, вспоминаю, где кто вступает, с какого места, то бишь с цифры… Либо отдать себя, как обычно, на волю стихии, глядя в глаза стоящей напротив? Нет, не получится. Сегодня не получится. Они у нее красные, заплаканные и глубокие, как никогда, но уже в себя не пускающие. Страдает, а не радуется.

Шуберт дается мне легче, чем Верди или кто другой. Только расслабься и доверься мелодии, раскинь руки и зажмурь глаза, стань девушкой, о которой он мечтал, не смея надеяться, а только предаваясь грезам. И будь она благословенна, эта девушка; девочка или жена булочника либо домовладельца, что не посмела или не позволила, и потому теперь, сотни лет спустя, мы внимаем этому бессловесному любовному признанию, сами становясь объектом печальной нежности, исторгаемой из чистой души.

— Уходи! — сказал я Сероглазке, оборвав грезы. — Ты мне мешаешь! Ты нужна мне счастливая, любящая меня, а не милиционера Васю! Прочь отсюда!

Она кивнула, закрыла руками лицо, убежала за кулисы.

— Сначала… — сказал я. — С первой цифры.

Потом снова все оборвал.

— Догоните ее! — сказал. — Простите меня, я сам не понимаю, почему сегодня не получается…

Хористы, музыканты переглянулись.

— Да все хорошо, Павел Сергеевич! — заговорили они. — Напротив, никогда еще не было такого звучания. И Алена тут ни при чем.

Наверно, они были правы. Просто я слишком много захотел. На равных быть с великим. Смешать свои страсти с его безмолвным страданием.

— Вы так думаете? — спросил я. — А мне показалось… Ну где она?

— Ее нигде нет, — сказали гонцы, вернувшиеся через какое-то время.

— Нет и не надо, — сказал я. — Подумаешь! Обойдемся… На сегодня все. Прошу завтра никого не опаздывать.

Они опять переглянулись. Ну да. Который день опаздывающим был только я, ваш покорный.

Я собирался рассказать о своем походе с Бодровым в ЭПД. Он пришел туда, как командир части в солдатскую казарму, чтобы проявить чуткость и понимание их нелегкой службы.

С нами увязался Толя Ощепков, как гид и завсегдатай во всех кругах здешнего рая.

Бодров просил никого не собирать, не беспокоить, не отрывать от работы. Пусть все будет как обычно, как если бы нас тут не было.

Администраторы, пожав плечами, вопросительно посмотрели на Толю, потом на меня. Я пожал плечами. И пошел вслед за Бодровым. Сейчас начнет разбираться. Или зарежут, или выкинут из окна. Лучше держаться подальше.

В первом же номере, куда заглянул Руководитель Края, в него запустили подушкой.

— Но я желал только с вами познакомиться! — сказал Бодров. — Узнать, нет ли каких пожеланий или жалоб на администрацию.