Юрий Черняков - Чудо в перьях

— Далеко, — сказал я. — А вы хотели бы его аттестовать?

— Хотелось бы… Хотя тут компетенция, скорее, епархии. Но подозрительно, знаете ли, с какой готовностью он целовал крест.

— Наверно, оно того стоило, — сказал я. — Он освобождал детей.

— Для чего? — спросила Людмила Константиновна. — Чтобы отправить их после этого в публичный дом?

— Это вам надо с ним говорить, — сказал я. — Уж он бы вам ответил.

— Мы все время говорим не о том, Павел Сергеевич, вам не кажется? — сощурилась она. — Вы все время уводите нас в сторону. А нас люди ждут! И это притом, что вы опоздали… Так вот, начнем.

— Вы хотели сказать — продолжим, — поправил я. — Основное для себя вы уже услышали. Не правда ли?

— Не перебивайте! — вдруг крикнул Бодров. — Вы не у Радимова в кабинете! Вы теперь не его телохранитель. А всего лишь руководитель городской и краевой филармонии! И потому ведите себя! — Он брызгал слюной.

— Как вы, кстати, попали туда? — спросила Людмила Константиновна, снова поморщившись от крика Игоря Николаевича. Просто голова разламывалась.

— Молча, — сказал я. — Пригласили, попробовал. Получилось.

— Но, я слышала, у вас нет музыкального образования? Вы хоть ноты знаете?

— Откуда! — спросил я. И нога сама собой спустилась с ноги. — Откуда мне их знать? Или выучить? Или Краем за Игоря Николаевича руководить, или ноты учить. Третьего не дано.

— Никогда бы не подумала, что такая тонкая и деликатная работа, как руководство хором и оркестром, может стать синекурой! — сказала Людмила Константиновна. — И вы-то, Игорь Николаевич… сами в рот смотрели Павлу Сергеевичу!.. Прекрасно зная, что прежний хозяин пригрел для своего верного вассала теплое местечко в благодарность, а теперь вдруг вспомнили, что он всего лишь телохранитель!

— Давайте поменяемся, — предложил я ей. — Вы в филармонию на мое место, а я на ипподром, к вашим лошадям. И посмотрим!

— Какая наглость! — возмутились дамы, усердно ставя минусы в своих табличках. — И он еще смеет!

— Никак не поймете, Павел Сергеевич, что ваше время кончилось! — спокойно сказала Людмила Константиновна, переждав крик. — Мистика, которой старательно окружал себя ваш бывший шеф, кончилась! И больше вам не удастся дурачить людям головы.

— Кончилась или вы ее отменили? — уточнил я.

— Запретили, — сказала она. — Вам так больше нравится?

— Ну-ну, — пожал я плечами. — Так на чем остановились? Хотите, я вам другого руководителя хора порекомендую? Никакой мистики, это гарантирую.

Они подозрительно уставились на меня.

— Дурака валяет… — сказал доселе молчавший полковник Анатольев. — Чувствует себя незаменимым.

— А что, Павел Сергеевич в роли руководителя там на месте? — спросила Людмила Константиновна. — Вы, Дмитрий Павлович, это проверяли?

— Проверил по своим каналам, — подтвердил он. — Пишут о своеобразной манере. Особенно в иностранной прессе. Говорят, что отсутствие нотной грамоты добавляет шарму.

— Просто — шарм, — поправил я. — Это слово не склоняется на нашем с вами языке. Вы же интеллигентный человек, товарищ полковник. Раз в год в филармонии бываете. С супругой. Или кто она вам?

— Здесь мы задаем вопросы! — не выдержала Людмила Константиновна. — Не забывайтесь!

— Как в сказке! — сказал я. — И заговорила рыбка человеческим голосом… Но, может, вы, товарищ полковник, сумеете им объяснить, что музыка, которую я играю, это сплошь мистика? И потому ее слушают. А Моцарт вообще был масоном.

— Речь о другом, Павел Сергеевич! — снова взяла себя в руки председатель. — Мы не собираемся отвергать все, что внес в нашу жизнь Андрей Андреевич. Было немало разумного и интересного. Но жизнь идет, и вы сами видите, что многое не выдержало проверки временем. Например, эта неуклюжая попытка вернуть нас в XVIII век! Нам хотели силой насадить так называемую куртуазность со всей его нелепой и кровавой атрибутикой. Шпаги, дуэли… А сколько жертв?

— Люди стали отменно вежливы, — заметил я. — Стали избегать конфликтов и ссор на бытовой почве. Даже то, как вы сейчас со мной разговариваете, свидетельствует об исправлении нравов благодаря нововведениям.

Кое-кого проткнули на дуэлях это верно, но насколько меньше стало бытовых убийств! Вон товарищ полковник не даст соврать.

— Опять мы не о том! — поморщился полковник Анатольев. — Вы говорите об исправлении нравов, а сами увели невесту, потом вторую, не говоря о ребенке, у сержанта Нечипорука. Так что не надо, Павел Сергеевич, а то, знаете ли, даже неловко за вас…