Юрий Черняков - Чудо в перьях

— Когда? — спросил меня Бодров. — По моим часам у меня осталось не более двадцати минут. А Ощепкова все нет!

— Без него не получится, — сказал я. — Кто-нибудь поехал за ним?

— Мы направили на поиски пять патрульных машин. Ищем дома, у подруг… — развел руками полковник милиции с мегафоном на груди.

— Какие там подруги! — разозлился я. — Вы что, забыли, какой решаете вопрос? Кто-нибудь знает его новых друзей? — обратился я через мегафон к толпе.

— Знаем! — протиснулись два парня. — Можем показать.

— Только быстро! — крикнул я, поглядев на Бодрова. У него был вид, будто он только что во всем наконец разобрался. И потому сейчас стошнит на своих подчиненных.

Парней засунули в милицейские машины и погнали в разные стороны. Сам слышал краем уха, как они назвали с десяток, не меньше, адресов.

Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем появилась машина с вдребодан пьяным Ощепковым. Он с трудом выбрался из машины, но лезть на верхотуру отказался.

— Все должно быть так, как в прошлый раз! — сказал я непреклонно. И посмотрел обещающим взглядом на Наталью. Я собирался взять ее с собой в столицу, где наконец мы обретем с ней друг друга как начальник и подчиненная. Она вздохнула, прикрепила монтажный пояс и полезла наверх, на бывший третий этаж, по разбитым лестничным маршам.

Потом полезли другие. Сопротивлявшихся, а таких оказалось двое — Ощепков и зам по оргвопросам, — доставили туда вместе со столом подъемным краном.

— Графин, где графин? — закричал оттуда Бодров, но тут заскрипели стены и несущие конструкции, едва дом удерживающие.

Я переглянулся с полковником.

Конечно, все предусмотреть невозможно. В тот же графин, скажем, придется налить ровно столько же воды, как в тот раз, а кто теперь помнит, сколько там ее было? Кстати, Ощепков в прошлый раз был вполне трезвый.

— Черт с ним, с графином, — сказал я. — Начинайте!

Толпа замерла. Бодров осторожно поднялся в своем кресле, поставленном на доски, перекинутые через развал. И постучал по графину.

— В протокол смотрите, в протокол! — закричал я. — Чтобы слово в слово! И начинайте, не тяните. Все как тогда, только голосуйте единогласно.

— Переходим к разному. К нам поступило заявление от всем нам известного Анатолия Семеновича Ощепкова, в котором он просит…

— Просим зачитать! — потребовал, как и положено по сценарию, зам по работе с молодежью — тюфяк тюфяком.

Я посмотрел на часы. Скорей бы уж голосовали… Потом взглянул на Ощепкова. Как бы он все не испортил. Сейчас должен встать и изложить свои доводы. Но Ощепков спал, чуть слышно похрапывая.

— Ощепков! — заорала толпа. — Вставай! Требуй, мать твою! Из-за тебя землетрясение было!

Он продрал глаза, опомнился, вскочил и затараторил. Его все слушали, держась кто за что может и не сводя глаз с часов.

— Кто за то, чтобы удовлетворить просьбу товарища Ощепкова Анатолия…

Члены бюро дружно вскочили и подняли правые руки, как бы наполовину сдаваясь. Руку поднял и Бодров. Глядя на них, поднял руку и Ощепков, но толпа тут же рявкнула, чтобы опустил руку, поскольку не является членом. Он поспешно опустил руку и испуганно заморгал.

Они так и стояли, прислушиваясь, держа поднятые руки.

— Наташа! — вспомнил я. — Ты же вошла в этот момент, сама рассказывала, помнишь? И Ощепков попытался тебя ущипнуть, а ты дала ему…

— Дай ему, Наташа! — заревела толпа. — Чтоб все было по-честному!

И она вошла в проем двери, идя по осыпающемуся краю, и Ощепков попытался при всех ее ущипнуть, и тут же прозвучала хлесткая пощечина, перешедшая в подземный гул…

— Мама! — натурально завизжала Наталья, схватившись за Ощепкова, и мы все воочию, уже натурально увидели, кто как себя повел при том памятном ударе стихии.

Толпа отхлынула, и оцепление разорвалось. Колыхнулась под ногами земля, и две половины дома, качнувшись, припали друг к другу, осыпая нас пылью, треща крошащимися краями стен и звеня битыми стеклами.

Само правительство, во главе с Бодровым, пропало из наших глаз внутри соединившихся половинок здания. Неровно, со щелями и перекосами — трудно было ожидать полного совпадения при нашей расхлябанности и неорганизованности, когда многие забыли, как, когда и что в тот момент происходило, но соединились же! А строителям остается только поправить, замазать и оштукатурить.

Меня кинулись поздравлять. Меня обнимали, хлопали по плечам, дарили цветы. Женщины — лица знакомые, но где, кого и при каких обстоятельствах видел… — вытирали глаза, слезящиеся от пыли. Первым спустился по лестнице Игорь Николаевич, весь в пыли, даже очки не успел протереть, и пожал мне руку. Следом вышли остальные — запорошенные, запыленные, испуганные и слегка поцарапанные. Потом появилась Наталья и сразу кинулась мне на шею. За этим занятием ее застала Елена Борисовна со своей съемочной группой.