Родни Стоун - Крики в ночи

Но она продолжалась, снова и снова прокатываясь над холмами, как будто специально для нас. Нам оставалось лишь ждать, в темноте.

Нам никогда не приходилось бороться ни с чем подобным. Дождь барабанил по черепице, и мы прислушивались к каждому необычному звуку, к каждому стуку жалюзи, каждому порыву ветра. Вспышки молнии высвечивали на стенах монстров, гигантские головы в ночи.

— О Боже, Джим… — она плакала. — Во всем этом столько зловещего…

— Не глупи, — успокаивал ее я. — Должно быть всему этому какое-то объяснение.

— Джим, ой, Джим… Какое же объяснение… если только кто-то не забрал их отсюда?

— Эмма, прекрати. Перестань. Нам надо сохранять спокойствие. — Я взял ее за плечи и встряхнул. — Эм, присядь.

Я нашел в кухне стул, налил в кастрюлю воды. Холодильник отключился, но там стояло свежее молоко, которое мы купили по пути. Во время затишья слышалось только шипение газа. А мы в это время строили различные предположения, которые возникали из беспросветной тьмы.

— Нам нужна помощь. Полиция, — сказал я.

Она уставилась на меня.

— Ты выходил наружу. Ты выходил наружу, — повторяла она.

— Дорогая, я же объяснил тебе, что не делал этого. Я промок насквозь, когда пытался пробраться к машине за этим идиотским фонарем. Теперь я могу пойти и достать его.

— Нет. Давай сначала выпьем по чашке чая.

Это уже больше походило на прежнюю Эмму. Я похлопал ее по руке, пока мы ждали, когда закипит вода.

— Дорогая, все будет нормально.

Когда чем-то займешь себя, в каком-то смысле это помогает. Мы сидели и медленно пили чай, прислушиваясь, как гром выбирается из долины, молнии сверкают все дальше, дождь ослабевает, туман окутывает поля, и все засыпает. Охваченные ужасом, мы ждали, когда кончится дождь. Между нами вырастала стена.

Может, они вернутся, если мы будем просто сидеть и надеяться, будто это была своего рода игра.

Время, казалось, остановилось. Слабо освещенные стрелки, которые отсчитывали секунды на моих часах, не приближали рассвета. Я решил все же сходить за фонарем и осмотреть двор, но Эмма закричала:

— Нет, Джим! Нет! Не выходи туда. Пока не рассветет, по крайней мере. Не оставляй меня одну!

Ее опять трясло, и я накинул на нее одеяло. Эмма становилась одержимой.

В ночь, они все уходят в ночь. Я не помнил продолжения, но от этой мысли мне стало не по себе. Я поставил самую тяжелую сковородку рядом, на всякий случай. На случай, если я чего-то не понимал. Из страха перед неизвестным.

Мы никогда не расставались — Эмма, я и дети. У нас наладилась очень хорошая семейная жизнь, пока работа не стала отнимать у меня все свободное время. Мы наслаждались друг другом, у нас были общие интересы и друзья. Никакие привидения не мешали нам в Ричмонде. Почему же здесь, Господи, все пошло прахом, в этой Богом забытой долине? Я начинал ненавидеть ее, чувствуя нервное напряжение, мои ладони вспотели.

Великий Боже! Что, если они уже мертвы, лежат с перерезанным горлом в какой-нибудь яме, изнасилованы, оглушены и брошены в реку? Или их просто похитили, вывезли за границу в Аравию, Южную Америку, и мы о них ничего не услышим? Мой старик ушел так однажды, оставив троих детей, чтобы жить с другой женщиной, и все пошло кувырком. Но, по крайней мере, мы знали, где он, могли следить за ним. Мы слышали ужасные истории о пропавших детях, которых впоследствии никто не видел, запертых в замке Синей Бороды. О Господи!

Я почувствовал, что Эмма ищет мою руку:

— Смотри, уже светает.

Я приоткрыл жалюзи и выглянул. Последние признаки грозы сменились щебетанием птиц.

— Закончилась.

Но в глубине души я чувствовал, что все только начинается. И это я привез ее сюда. Мне хотелось плакать.

Рассветало. Постепенно я смог различить очертания машины, ограды и неподвижной аллеи деревьев.

Дождь прекратился. Я выбежал и достал фонарь из машины. Луч света выхватил только намокший гравий и листья, с которых капала вода. Ничто не шевелилось. Теперь уже светлело быстро: была почти половина пятого.

Мы уже знали, что дети исчезли, что они не придут.

— Я еду в деревню.

— Я с тобой, — сказала Эмма.

Мы оставили открытой входную дверь, остановились около незапертой машины и посмотрели друг на друга.

Никаких следов борьбы, никакого намека, ни послания, ни надежды. Ворота к дому открыты, как мы их и оставили, но все возможные следы смыты дождем.

Мы любили их, своих детей, и вот теперь они исчезли.

— Вон та штука. Вон та штука в поле. Что это? — закричала она.