Лев Пучков - Профессия – киллер

Поймав такси, я благополучно добрался до дома, где немедля ужрался, как последняя свинья, выдув семьсотпятидесятиграммовую бутылку «Распутина», который подмигивает. А потом валялся в зале на диване и плакал навзрыд пьяными слезами, бранился вслух и громко кричал что-то непотребное про женщин — благо у меня отдельный дом.

Да, вот так. У Милкиной двери я вдруг вспомнил, что она была проституткой. И не где-нибудь, а в Баку. Это значит, что ее во всех ракурсах жарили черные — наглые, потные, с бабками в заднем кармане штанов, не до конца застегнутых из-за больших животов. Десятки, может быть, сотни пузатых…

Еще возле ее подъезда я вспомнил свою жену и армянина-хахаля. У меня опять заболело все внутри, захотелось отловить кого-нибудь из этой публики и собственноручно удавить…

Вот почему я нажрался как свинья и жаловался сам себе на судьбу, которая не щадит меня. Ну почему такая несправедливость? Почему женщина, о которой только и хочется думать, только о ней одной, в прошлом, оказывается, была проституткой?

А еще я, будучи уже наполовину пьяным, вспомнил холодный и презрительный взгляд Дона, когда он сообщил мне о том, откуда он Милку взял в фирму, и его безжалостные слова: «…Сможешь ли ты забыть тех мужиков, которые ее того, а?!» — и это меня совсем добило…

Мучения мои продолжались почти месяц. Я предпринял некоторые шаги в преодолении своего комплекса: купил все книги про Анжелику и «Яму» Куприна, читал их вечерами и старался пробудить в себе чувство всепрощения, сострадания и так далее.

Несколько раз бывало, что я соберусь с духом и опять отправляюсь к заветному дому, купив по дороге цветы. Но топчусь у подъезда — на площадку подняться уже смелости не хватает, швырну цветы на лестницу и отправляюсь восвояси.

Правда, больше я не надирался, как первый раз, а сидел истуканом в кабинете отца и тупо смотрел в стену. Если бы существовала энергия отчаяния и обиды, мне кажется, стена бы разрушилась на мелкие камушки.

Я потерял интерес ко всему, сделался мрачен и раздражителен, перестал заниматься физкультурой и обзавелся бессонницей.

Мой наблюдательный шеф, посмотрев на меня в течение определенного периода, всерьез озаботился возникшим состоянием. И кончилась эта озабоченность тем, что он познакомил меня в кабаке с довольно симпатичной дамой лет тридцати, которая ближе к вечеру взялась проводить пребывающего в мрачном настроении молодого человека на хауз.

По прибытии на хауз, я быстро трахнул эту даму и немедля выгнал вон — буквально через пять минут после завершения коитуса. Потому что мы взялись пить шампанское в полумраке спальни, а это, по всей видимости, вызвало у нее какие-то ассоциации, и она начала распространяться о том, что как-то была с мужем в Баку, по делам, там они останавливались в «Интуристе», где, представь себе, все шалавы — русские, и мамеды их там всяко-разно…

И вот наступила первая суббота мая, и я опять отправился на Центральный рынок — немного очухался и решил вновь разыскать назойливо рекламируемый «Альтернативой» фильтр. Почему-то мне показалось, что у меня камни в почках, после того как ознакомился с механизмом образования этих самых камней, прочитав «Целительные сны» Малахова.

Не знаю, может быть, имеет место какой-то закон цикличности. Я опять увидел ее. И застыл столбом — подобно тому, как в тот раз, в апреле.

Она купила картошку, целое ведро, и теперь тащила здоровенную авоську, в которой, кроме того, была еще куча моркови и лук.

Так вот, она тащила эту авоську к выходу, изогнув хрупкую фигурку и сдувая непослушную челку, падавшую на глаза, и ни одна черножопая скотина не додумалась ей помочь.

Только смотрели вслед и улыбались, переглядываясь, цокали и качали головами. Знаете, как особый сорт скотины, у которой в новых условиях развился условный рефлекс на какой-то раздражитель. Так и эти.

Я работал в Баку, Ереване, Тбилиси и других городах Кавказа. Там они не цокают, когда мимо проходит женщина их национальности, и не смотрят вслед. Это так они делают только у нас, проявляя этот выработанный рефлекс при появлении раздражителя — наших женщин.

У меня будто красная пелена на глазах оказалась. Я бросился за ней по проходу и по пути столкнулся с одним из торгашей, который имел неосторожность именно в этот момент выйти из-за прилавка, чтобы лучше видеть удаляющуюся Милу, и что-то оживленно говорил своему товарищу, стоящему напротив, махая и тряся руками, как обычно они это делают.